В этом выпуске нашей рубрики вновь, как и несколькими номерами ранее, представлены воспоминания, опубликованные в различных многотиражных и периферийных изданиях не так давно. Надеемся, что они покажутся нашим читателям интересными.

КОРАБЛИ ПОСТОЯТ
– И ЛОЖАТСЯ НА КУРС...

           Вместо предисловия
           Январь для меня – месяц главный. Первого января родилась мама... И Татьянин день с трогательными открытками от многочисленных когда-то тетушек и бабушек: с днем Ангела тебя, деточка...
           Последние семь лет первого января мы ездим на Волковское – мама умерла в тот же день, что и родилась...
           Посидев у елочки, воткнутой прямо в глубокий снежный саван, медленно уходим, оглядываясь на мерцание свечи в стремительно опускающихся петербургских сумерках...
           «Вечерний звон, вечерний звон...» – пронзительно нежно звучит мелодия. Где-то там, в вершинах старых кладбищенских деревьев застревают чудные звуки и мягко, размыто тонут.
           ...У памятника Григорию Сандлеру стоит группа людей. Дирижирует юноша в модной коричневой куртке. Вдохновенные, прекрасные лица. Вот уже три года приходят они к своему Учителю. И поют. Для него, для нас, для старого кладбищенского пса...
           ...Очень-очень давно известный музыкант появился на факультете журналистики. Рассказывал об университетском хоре – деле всей его жизни. А потом началась проба сил будущих «мастеров» пера.
           – Как Вы относитесь к Высоцкому? – мне тогда показалось, что задала чрезвычайно смелый вопрос. Милейший наш наставник Урлауб укоризненно покачал головой. Он, отсидевший в лагерях много лет, знал, что бывает даже за самые невинные вопросы.
           – К Высоцкому – не знаю, к сожалению, не знаком, а вот к его песням – замечательно, талантливый молодой человек, – ответил маэстро...

           В этом выпуске нашей рубрики вновь, как и несколькими номерами ранее, представлены воспоминания, опубликованные в различных многотиражных и периферийных изданиях не так давно. Надеемся, что они покажутся нашим читателям интересными.

           В считанные минуты на место происшествия прибыла оперативно-следственная группа во главе с заместителем прокурора Никулинской межрайонной прокуратуры А.Решетниковым.
           В январе Владимиру Семеновичу Высоцкому исполнилось бы шестьдесят.
           ...Васильевский остров начала шестидесятых. Дом на Третьей линии возле старой кирхи. Такой милый сердцу «колодец», где прошло детство и началась юность. Под нашими окнами на уютной площадочке между дровяными сараями все молодое и юное население. Старший брат ставит на подоконник довольно неуклюжее сооружение – магнитофон. Собрал его сам. Не спеша перематывает ленту...
           – Кирилл, врубай, чего тянешь...
           В тепло июльского вечера, распахнутые окна квартир врывается, вторгается, вламывается хрипловатый голос:

Кто сказал: «Все сгорело дотла,
Больше в землю не бросите семя...»
Кто сказал, что Земля умерла?
Нет, она затаилась на время...


           Из третьей парадной, прихрамывая, выходит дядя Коля. Осторожно вытягивая больную ногу, садится рядом с пацанами. На старом кителе поблескивает медаль, из внутреннего кармана торчит «чекушка».
           Нас страшно злит это «потише».
           Теперь-то я понимаю – старый военмор слышал в песнях Высоцкого свое. Негромкое. И вспоминал свое. И думал о своем.
           И сегодня уже у нас все приглушеннее звучат магнитофоны. Мы внимательно вслушиваемся в самих себя, ведь Высоцкий – это не просто песни, но наш образ жизни, во всяком случае, моего поколения...
           ...В начале семидесятых Семен Васильевич Харлампиев, мой коллега, человек добрейший, с таинственным видом вошел в редакцию: – Ну, дочка-племянница, — так он почему-то называл всю женскую половину, – в пятнадцать во Дворце моряков концерт Высоцкого для студентов ЛИВТа. Вот ключ взял на вахте. (Дело в том, что дверь с редакционной лестницы вела прямо на сцену. Правда, всегда закрытая.)
           Это был поистине царский жест... Пройти на концерт действительно оказалось делом почти невозможным. Так что ключ очень пригодился.
           Зал был набит до отказа. Студенты сидели на полу, ручках кресел. Много народу столпилось прямо на сцене.
           Цепкой альпинистской походкой вышел Высоцкий. Со спины я могла только иногда видеть его профиль. Гитара на широкой цветной тесьме, джинсы, белая рубашка апаш. Небольшого роста, пластичный.
           Молодежь неистово аплодирует. Встречи ждали давно, хоть и не надеялись. Но повезло – Театр на Таганке приехал в Ленинград...
           Сильные удары по струнам:

Для меня будто ветром
задуло костер,
Когда он не вернулся из боя...


           Песни звучат одна за другой. Среди них много о войне, неостывшая за 30 лет ненависть, скупые слезы фронтового братства, где «Проверка на прочность – бои».
           Поет, отдаваясь целиком. Сжигая себя. Это не сыграть. Это правда. Стоим в нескольких шагах от него. И каждый раз, когда гремят аплодисменты, слышим тихое – не в микрофон – для себя, только для себя – «Спасибо».
           Сначала предполагалось так: концерт пройдет без перерыва – ведь через три часа спектакль. Но студенты не отпустят, сразу стало ясно. Решили – Владимиру Семеновичу нужен небольшой отдых.
           Занавеса не было, просто Высоцкий ушел в глубину сцены, снял гитару...
           И тут я решилась. Продираюсь сквозь толпу обступивших его.
           – Корреспондент морской газеты? – он удивленно поднимает брови и оглядывается на организатора концерта – черноволосого бойкого человека. Видимо, была договоренность: никого из посторонних. Чувствуется, недоволен. Я в отчаянии – ничего себе журналистский «успех».
           – Но всего два вопроса, – лепечу.
           Лицо Владимира Семеновича смягчается.
           – Десять минут хватит?
           – Конечно, – отвечаю торопливо, чтобы не раздумал.
           Гвалт стоит ужасный.
           – Уголка тихого не найдем здесь?
           – Может быть, поднимемся в редакцию? Это рядом, по лестнице.
           Взбегает легко. Гитару держит бережно, перед собой.
           – Как вы относитесь к песне? Своей песне? Какое место занимает она в вашем творчестве? Ведь есть еще и Театр на Таганке. Есть кинематограф...
           – Удивитесь, наверное, – говорит спокойно, голос густой и в то же время мягкий, – если использовать это изъезженное слово хобби, то отнесу его не к песне. Хотя многим хотелось бы этого. Нет, песня для меня – главное...
           Второй вопрос задаю, конечно, по тем временам глупейший.
           – Собираюсь ли выпускать книгу стихов? – переспросил он. И усмехнулся. Горько и как-то беззащитно. – Собираюсь. Но разве от меня это зависит...
           Звонок на концерт. Решили – несколько минут он оставит для меня после концерта...
           И снова жесткие, жестокие песни о мещанстве, сытом чванстве, нравственной тупости...

Я не люблю,
когда мне лезут в душу,
Особенно когда в нее плюют...


           Конечно, разговора после уже не получалось – до спектакля оставалось минут пятнадцать. А еще надо было добраться до Дворца им. Первой пятилетки.
           Но я приготовила блокнот и ручку:
           – Пожалуйста, несколько слов для моряков.
           На секунду задумавшись, размашисто пишет на листочке в клеточку: «Счастливо плавать и возвращаться. Добра. Высоцкий».
           Отдавая ручку, улыбается:
           – Успеха Вам, морской корреспондент. Хотя и напрасно это...
           Тогда не поняла, что напрасно? Но он-то уж знал, как в воду глядел...
           Репортаж написала быстро. Вот он сейчас передо мной, на пожелтевших редакционных бланках. Назвала «Красный, черный, белый». Объяснила это так: «Эмоциональную насыщенность песен Высоцкого можно сравнить, пожалуй, с плакатом. Художественные средства последнего весьма скупы, и чаще всего плакатисты ограничиваются тремя цветами...»
           Это у Высоцкого-то художественные средства скупы... Но, как говорится, что написано пером...
           Клише с того листочка в клеточку не получилось. Не беда. Читатель и так поверит.
           Наш осторожный редактор не поленился и созвонился с горкомом. Инструктор отдела пропаганды, в общем-то миляга-парень, замахал руками...
           Одним словом, печатать запретили. Категорически.
           Положила 170 строк в рабочий стол.
           В 1980-м году, когда Высоцкого не стало и в газетах стали появляться о нем коротенькие информации, вынула заветные листки. И снова «рекомендация» уже заведующего отделом горкома: печатать не следует, время не пришло...
           Впрочем, не запрети горком, отказал бы Горлит...
           ...В 85-м астрономы открыли далекую планету между орбитами Марса и Юпитера. Назвали ее ВЛАДВЫСОЦКИЙ. Но для нас светила она всегда. Звезда Высоцкого.

Татьяна АВДЕЕВА
«Морская Россия»
(Санкт-Петербург) №1 за 1998 год


           На примере следующей публикации видно, как очевидца подводит память: разумеется, вместе с Высоцким в Навои выступал не Александр, а Всеволод Абдулов. Что же касается участия в концертах Клары Новиковой, то, насколько нам известно, такая информация ранее нигде не появлялась, хотя воспоминания о данных выступлениях публиковались и ранее, поэтому она представляется нам не особенно достоверной.

Владимиру Высоцкому – 60 лет

Я КУПЛЕТ ДОПОЮ


           Владимир Высоцкий. Его имя стало символом гражданственности без фальши, искренности без маски. Он высок в своих проявлениях и близок любому настолько, как будто пел лично для каждого из нас. В этом я убедилась еще при жизни Владимира Семеновича, когда смотрела и слушала его концерты в узбекском городе Навои.
           Было это за год до смерти поэта. Летнего среднеазиатского зноя столичные гастролеры избегали – приезжали в южные города во время бархатного сезона. Высоцкий со своей небольшой бригадой (в нее входили Александр Абдулов и Клара Новикова) появились у нас в июле. Высоцкий приехал с больным горлом – днем раньше выступал на открытой площадке в Зарафшане, разгоряченный выпил холодного и посадил голос. Билеты на четыре дня концертов давно проданы, но никто не знал, будет ли Владимир петь – по городу ходили слухи, что дела его не так уж хороши.
           В то время я работала зав. массовым отделом Дворца культуры «Фархад» – главного культурного заведения города, — и должна была дежурить на концертах как администратор.
           Первый – на шестнадцать часов – отменили, потенциальные зрители рассосались по домам. Но Владимир был в гримуборной. В начале пятого он вышел на сцену – хотел попробовать голос. Проверил микрофон, подошел поближе к рампе и начал петь. Никому ни о чем не сообщая, не прося нас закрыть двери.
           В пустой зал стал стекаться народ – сначала работники ДК, потом прохожие. Каждый, кто хотел и мог в этот час зайти во дворец, стал зрителем импровизированного концерта.
           Не знаю, мешало ли артисту хлопание дверей, шепот, шорохи ног, он не реагировал на это – просто пел, сначала неуверенно, потом все больше сливаясь с образами песен...
           Высоцкий «откатал» двухчасовую программу и, судя по всему, остался доволен собой. Поклонился и сказал, что через полчаса состоится плановое выступление. Битком набитый зал благодарил его рукоплесканиями.
           Стоит ли говорить о том, что на каждом из восьми концертов был аншлаг? Я не пропустила ни одного, хотя дежурство принадлежало администраторам по очереди. Не могла лишить себя радости общения с человеком, который посвящал концерт, казалось, лично мне. Такое ощущение было и у других присутствующих в зале. Я спрашивала.
           Гвоздем программы стала его композиция «Тот, который не стрелял». В ней участвовали Высоцкий и Абдулов. А во втором отделении – Владимир пел сам, «выпуская» Клару только для того, чтобы пойти переодеться.
           Зал хорошо кондиционировался, а одежда его прилипала к спине от плечей до пояса. Седьмой это был пот или третий, но рубашку приходилось менять несколько раз. Ни до того, ни после мне не приходилось видеть артистов, работающих с такой самоотдачей. Ощущение складывалось такое, будто каждый концерт он отрабатывал как последнее выступление в своей жизни и потому стремился вложить в него весь свой темперамент, страсть и силу голоса.
           Канва концерта сохранялась, но целиком Высоцкий ни разу не повторился. Он варьировал песнями, выбирая одну из многих по подобранной тематике. Часто пел то, что просили. Охотно рассказывал о себе, радостно целовал детей, приносивших цветы, смеялся и, казалось, не было такого вопроса, на который он не мог бы ответить залу, ничего не скрывая.
           На одном из концертов пьяный голос из зала разнузданно выбросил реплику «А ну, сбацай вот эту!» Высоцкий помрачнел и резко оборвал «просителя»: «Я не бацаю, я работаю!»
           Да, его песня, песня о нас с вами, была и работой, и жизнью, и сущностью Высоцкого. Каждую строку, написанную и воспроизведенную, он пропускал через себя и щедро отдавал нам. Согретое жаром сердца, и теперь его слово с нами.
           ...Пока продолжались концерты, сотрудники городской газеты (и я с ними) все порывались пригласить Владимира на семейный плов. Но решимость нашу останавливал до предела усталый вид Высоцкого, уходящего со сцены после вечернего концерта.
           До сих пор жалею, что эта встреча не состоялась, хотя все, что мог он сказать в беседе друзей, сказал уже в песнях!...

Татьяна ГОРБУНОВА,
журналист.

«Высокогорский горняк»
(Нижний Тагил) 24 января 1998 года


           На последнем материале хочется остановиться поподробней. Практически наверняка история, которую можно прочесть ниже, относится к мифам. Отметим, что в начале 1965-го Высоцкий вовсе не был столь популярен, чтобы студенты организовывали «группу захвата», а таксист боялся, что с ним «никто здороваться не будет» за деньги, взятые с артиста. Да и песня «Охота на волков» написана несколькими годами позднее. Может ли быть ошибка памяти? Вряд ли – автор ссылается на свои студенческие годы, крайне сомнительно, чтобы он не помнил, когда проходила его учёба и на каком курсе он был, когда посчастливилось побывать на таком концерте. Да и память должна быть журналистская, профессиональная... Можно бы предположить, что наборщик сделал опечатку в дате. Однако есть и ещё достаточно фантастическая деталь – упоминание о Хрущёве и его оценке «Охоты на волков». Из воспоминаний о встрече Высоцкого с Хрущёвым одного из её непосредственных участников Давида Карапетяна (Мир Высоцкого: исследования и материалы. Вып. IV) можно почерпнуть, что, во-первых, во время встречи Высоцкий Хрущёву не пел, а тот с его творчеством знаком не был, а во-вторых, что встреча эта произошла в марте 1970 года, когда «Охота на волков» уже не была такой уж новой песней. Заметим также, что Высоцкий, конечно, мог что-то присочинить, рассказывая о каком-то событии в дружеской компании, но вряд ли стал бы это делать пусть и на неофициальном, но публичном выступлении под запись многочисленных магнитофонов.

И ВНОВЬ ЗВЕЗДА ПРОЧЕРТИТ НЕБЕСА...


           КАМЕНСК-УРАЛЬСКИЙ. Мне повезло, за это я благодарен судьбе, что довелось живьем видеть и слышать Владимира Высоцкого. Тем более что это был незапланированный концерт.


           ...Уже проходила оттепель 60-х, наступали «заморозки» 70-х. Как их потом назовут – «застойные» годы. Вот в это время, переходное (к счастью, не перестроечное), я учился на факультете журналистики Уральского госуниверситета. На вечеринках в общаге мы пели песни Кукина, Окуджавы и, конечно, Высоцкого. Слушали записи его песен на магнитных лентах.
           Будущие журналисты, народ дотошный, узнали, что Высоцкий куда-то летит и будет делать пересадку в Свердловске. Срочно организовали «группу захвата». Ребята буквально сняли его с трапа самолета, уговорили и привезли в университет. Все, как в детективе, тем более и время было позднее – за полночь.
           Это сейчас диктофончик можно легко держать в руке. Тогда звукозаписывающая техника была на грани фантастики – довольно громоздкая и весомая. Даже на коленях такой магнитофон долго не удержишь. Поэтому вся сцена полукругом была обставлена «Яузами», «Кометами» и т. д.
           И когда Владимир Высоцкий вышел на сцену, то, конечно, заметил эту импровизированную бутафорию. Видимо, такое бывало уже не раз. «Вы меня, как волка, флажками обложили», – и начал ночной концерт с песни «Идет охота на волков». Мы слушали ее впервые, до глубинки она еще не дошла, и впервые узнали, что бывший генсек Никита Хрущев сказал о ней: «А ведь это про нас».
           Выступление Владимира Семеновича с короткими перекурами продолжалось два с лишним часа. Менялись кассеты в магнитофонах – потом они будут переписываться не на один раз, щелкали затворы фотоаппаратов. Почти каждую песню Высоцкий сопровождал коротким комментарием с удивительно тонким юмором. Врезались в память его хитроватая улыбка и почему-то грустные глаза.
           После концерта, как полагается, «сбросились», но когда собранную энную сумму пытались отдать, Высоцкий категорически отказался. И чтобы пресечь ненужные споры, сказал: «Ребята, вы лучше купите пивка, холодненького, потом спойте под Высоцкого». Он наверняка знал, что студенты, да и не только они, подражают, поют его песни с хрипотцой в голосе.
           Когда наши «гонцы» изловили такси, то водитель, узнав, кого ему предстоит доставить в аэропорт Кольцово, от денег отказался. «Да завтра со мной никто здороваться не будет, если узнают, что я за Высоцкого со студентов эти рубли взял», – и вырубил счетчик.
           В то морозное февральское утро 65-го Высоцкий уехал. Уехал, чтобы снова петь на запланированных и на незапланированных концертах, какой был у нас, сниматься в кино, играть в Таганке. Не щадя себя, светить своим искусством другим. И мое стихотворение – лишь малая дань памяти этому человеку:

За многими закрылись двери
И в рай, и в ад, кого попутал бес...
Из века в век: на Моцарта – Сальери,
На Пушкина находится Дантес.
И гений только обозначит
Поэзией иль музыкой себя,
Глядишь, а по нему уже заплачут,
Кто лицемеря, кто скорбя.
Заплачут, но один слезу удержит,
И в горле комом встанет та слеза.
И вновь рассвет в его глазах забрезжит,
И вновь звезда прочертит небеса.

Виктор БЕЛОУСОВ
«Уральский рабочий»
(Екатеринбург) 25 июля 1998 года

Ведущий рубрики
Вадим Дузь-Крятченко

Научно-популярный журнал «ВАГАНТ-МОСКВА» 2001



Hosted by uCoz