Юрий Тырин

ЗАЧЕМ РЕЦЕНЗИИРУЮТ ОКОНЧАТЕЛЬНЫЕ ТЕКСТЫ

           На Международной научной конференции «ХХ лет без Высоцкого», проходившей в Музее Высоцкого в ноябре 2000 года, заместителем директора музея по научной работе А.Е. Крыловым был прочитан доклад – текстологический комментарий по установлению окончательного текста песни «Еще бы не бояться мне полётов...» Узнал я об этом на другой день, от участника конференции, который отозвался о докладе с восхищением («интересно!»). И в шутку, наверное, добавил, что докладчика даже просили не сокращать текст произведения («жалко!»).
           Мои попытки получить распечатку успехом не увенчались: делегатам ее не давали, они на слух сумели проследить за трансформацией 98-строчного текста в десяти фонограммах исполнения песни (правда, интересно). Мне же было сказано, что доклад – будет опубликован...
           Познакомился я с ним лишь через полтора года, весной 2002-го, когда сумел купить альманах Музея (подписан в печать 12.10.2001)[1]. А затем потребовалось время, чтобы найти источники, на которые ссылался докладчик. Вот почему эти заметки пишутся почти через два года после доклада. Удивленно добавлю, что ни на конференции, ни за 11 месяцев до подписания альманаха в печать никто из делегатов не поправил докладчика.

           В докладе приводится только текст, опубликованный в двухтомнике, и текст, установленный заново, – и ни единого оригинального авторского. И хотя комментатор говорит, что «все фонограммы фиксируют всё новые и новые тексты» (с. 379, 380), он приводит лишь два эпизода – одного двустишия и одного стиха – в шести вариантах исполнения. Но – лишь как пример «нестабильной редакции» (с. 385, 386).
           В новом тексте курсивным выделением показаны строки взамен прежних – в сравнении с ранее опубликованным текстом, а не с каким бы то ни было подлинным из рукописей или фонограмм. Главный аргумент, на основе которого произведены столь обширные замены (каждая пятая строка), читается в рискованном высказывании, что «если взглянуть на ситуацию в целом, то создается такое впечатление, что автор запутался в собственных сокращениях и перестановках» (с. 382). Вот для проверки этого утверждения я и пытался найти все названные в докладе фонограммы.
           К сожалению, концерта в «Кавгипротрансе» (Тбилиси, октябрь 1979) найти не удалось. Бубню опять «старую песню о главном» – о недоступности источников, всем миром собранных в одних руках как раз для их доступности. Плёнка эта знаменита тем, что содержит единственное публичное исполнение ранней, «длинной» редакции.
           Я слушал ее во времена «комиссии при КСП». Поскольку мне посчастливилось в застолье с Высоцким услышать вживую вариант песни «Я с некоторых пор боюсь полётов...» (Учкудук, 22.07.79), – у меня в 80-х годах было естественное желание прослушать все фонограммы песни. Конечно, я не запомнил все варианты «Кавгипротранса» (да и запись была не лучшего качества), но помню, что был там больше нигде не встречавшийся стих «Винт отвинтил у „ИЛа-восемнадцать“» (вместо «Он гнул винты...»).
           Говорю об этом потому, что текстолог ведь знает, что ни один исследователь не проверит «Кавгипротранс», а большинство читателей  не найдут и некоторых других фонограмм. Поэтому на нынешнем «закрытом» этапе необходимо приводить такие тексты. Ведь отсылки на непроверяемые источники в научных изданиях некорректны. А уж очень хотелось прочитать первый текстологический комментарий – первый не только у А.Е. Крылова, а вообще первый среди всех, в книгах называвших свой взгляд на подготовку текста текстологической работой.
           Но обнаружилось вот что.
           В статье выстроена последовательность фонограмм с песней «Ещё бы не бояться мне полётов...», все они 1979 года: Торонто (12-го апреля) – Ижевск (конец апреля) – Учкудук (июль) – А. Степанян (нет места записи; осень) – Туманов (у него дома, нет даты) – Кавгипротранс (Тбилиси, октябрь) – Шемякин (Париж; нет даты) – ВНИИАМ (Москва, конец ноября – начало декабря) – издательство «Прогресс» (Москва, 12-го декабря) – ИАЭ (Москва, нет даты).
           К сожалению, ушли те времена, когда было «общее дело», за которое вкалывали бескорыстно и без продыха, – и не надо было перепроверять каждую фонограмму, потому что помощники это делали весьма внимательно. У меня сохранилось почти полтысячи карточек с названьями песен. Это мы с Л.С. Ушаковым для А.Е. Крылова перед сдачей двухтомника несколько ночей кряду (днем-то оба на работе) сверяли по телефону даты первых исполнений песен. По состоянию фонотеки на конец восьмидесятых Ушаков, насколько мне известно, ошибок тогда не допустил.
           А вот кто же теперь предоставил Андрею Евгеньевичу даты исполнения песни «Еще бы не бояться мне полётов...»? Высоцкий не мог выступать в издательстве «Прогресс» 12.12.79 г. (с. 380), поскольку был за границей. Дата «Прогресса» установлена: 18-го декабря. Правда, для поставленной задачи это несущественно, потому что был ли еще концерт с этой песней между 12 и 18 числами – пока неизвестно.
           Но вот датировка ноябрем—декабрем 1979 г. концерта во ВНИИАМ – это чья-то диверсия. Кто подсунул докладчику этот фугас, породивший «трудный случай текстологии»? В «Золотой фонотеке» Г. Силкина (продавалась на Ваганькове 25.07.02 г.) «ВНИИАМ» датирован январем 1980 года. Дата без особого анализа «списана» с фонограммы – прощаясь со слушателями, Высоцкий говорит: «Я на сегодня закончил, даже с перевыполнением, несмотря на то, что только начало года и можно расслабиться». Даже такой датировки было бы достаточно: последнее исполнение, и ладно бы...
           Ну а если бы не было «авторской датировки»? Тем более необходима расшифровка всей фонограммы и всех рядом с ней. Если бы дали А.Е. Крылову текст «ВНИИАМ», он бы сразу увидел, что рассказ Высоцкого о написании «Охоты на волков» в Выезжем Логе очень похож на такой же рассказ в ИКТП. Но некоторых лишних длиннот об этом в фонограмме «ИКТП» уже нет[2]. Это датирует «ВНИИАМ» раньше «ИКТП», концерт в котором точно датирован писавшим его Федей Нолле 29.02.80 г.
           Во ВНИИЭТО, концерт в котором тоже записан и точно датирован тем же Фёдором Алексеевичем 01.02.80 г., Высоцкий вспоминает Сержа Реджани, чьё исполнение своей песни «Волки в Париже» и послужило толчком к созданию Высоцким «Охоты»[3]. Высоцкий лишь упомянул «Волков в Париже»: «Ле люу!». Едва ли можно представить, что сначала он рассказал о Выезжем Логе («ВНИИАМ»), потом бы вспомнил именно Реджани («ВНИИЭТО»), а потом бы опять про Выезжий Лог («ИКТП»). Нет, это «Ле люу!» во ВНИИЭТО подвигнуло его на подготовку рассказа об «Охоте на волков». Благодаря упомянутой книге Давида Сааковича, раскрывшего секрет «Ле люу!», «ВНИИАМ» пока можно датировать не раньше 01.02.80 г.: это тоже «начало года».

           Окончательный текст, построенный из «Прогресса», по словам текстолога, «вполне логичен и не содержит в себе каких бы то ни было смысловых противоречий» (с. 384). Я бы, однако, назвал серьёзным противоречием присутствие строф про телефон-автомат и ресторан – при отсутствии пояснительной строфы «...я не вылетаю: в аэропорте время коротаю...» Исполняется она как минимум в шести фонограммах (не знаю, есть ли еще и в «Кавгипротрансе»).
           Едва ли есть логика и в появлении в новом тексте строфы с «китайским плащом»: ее нет вообще нигде кроме первых фонограмм («Торонто», «Ижевск», «Учкудук», «Степанян» и «Туманов», про «Кавгипротранс» не знаю). Нет ее и во взятом за основу «Прогрессе», вопреки утверждению комментатора, что «в издательстве „Прогресс“ <...> в текст возвращаются строфы 12 и 13 – о китайском плаще» (с. 380). Не исполняет он «12-ю», а «13-ю» (где «сетки воздух будут пропускать») начал петь и бросил. Говорит это отнюдь не о «сбое» (дважды сказано – на с. 381 и 382), и Высоцкий вовсе не «забыл» текст, как он сказал слушателям. Он «забыл забыть» уже ненужную строфу и начал было ее петь. Она вместе с предыдущей убрана из текста еще с «Шемякина» (Париж, после 22-го до 27-го октября) и больше нигде не исполнялась.
           За исключением этих упущений, состав большинства строф нового текста стал ну очень похож на «ВНИИАМ». Как говорится, «вы не поверите», но в докладе семь из всех десяти новых («курсивных») строк – 70 % –принадлежат именно «ВНИИАМу», который был якобы и до «ИАЭ» (Москва, 27 декабря), и даже до «Прогресса». Но «ВНИИАМ» и является последним! Шутка гения! – ошибочная последовательность текстов только подтвердила, что текстология наука точная. Структурный анализ все равно выявит эволюцию текста и на ее основе заставит пересмотреть датировку. Так что это не Высоцкий «запутался», а помощники подсуропили. В результате исследование потонуло в эклектике.
           Процитирую выдающегося ученого-слависта: «Из сомнительной даты не следует извлекать никаких научных выводов <...> За внешним анализом даты следует анализ внутренний»[4]. Будь расшифровщик повнимательнее, не случился бы гениальный конфуз с «разбором „Полётов“». Дотошный исследователь уже в самой песне из «ВНИИАМ» обнаружил бы, что именно в этой фонограмме безусловно окончательным является еще и стих «Такое мне отвесил автомат!» (а не «ответил»). Вот она, эволюция: «Он мне такое выдал...» – «Такое мне ответил...» – «Такое мне поведал...» – и наконец «Такое мне отвесил...» Уже эта строка давала повод назвать «ВНИИАМ» последним в перечне.

           Выскажу и мнение, что термин «нестабильная редакция» едва ли уместен при рассмотрении песни, исполненной в сокращаемой, «короткой» редакции лишь четыре раза («Шемякин» – «Прогресс» – «ИАЭ» – «ВНИИАМ»). Идет поиск текста-интенции, который бы удовлетворил автора, и «стабильность» появится после его нахождения. Примером тому я бы привёл строку, про которую текстологом сказано, что «она еще более нестабильна» (с. 385). Но посмотрите ее во «ВНИИАМе»: «Ни вздремнуть, ни уснуть, ни курнуть» (с. 386) – внутренний ассонанс на «у», мы слышим музыку этого стиха, какой нет ни в одном другом одноименном. И здесь едва ли нужны рассуждения о распитии как «любимом занятии героя песни» (с. 386). Тем не менее странно, что хоть и сказано: «текстолог, на наш взгляд, вправе восстановить глагол распить» (с. 386), — в новом окончательном тексте этот «глагол» отсутствует: «Ни поесть, ни попить, ни курнуть» (с. 383). Замечу попутно, что ни в одной фонограмме (разве что в «Кавгипротрансе»?) нет «Пашки» (с. 380) – есть «Паша, Пашенька, Паша, Пашут».

           Несколько слов о том двустишии, «так и не имевшем стабильной редакции» (с. 385). Но ведь первая строка (про «мой вылет») тематически-то «стабильна» (если угоден такой термин), за исключением варианта «Прослушал объявление...» (прослушал – о чём?). Сам этот факт ставит вопрос перед текстологом, как это сей явно сырой вариант (фонограмма «Туманов») оказался не до, а после «стабильного» про «мой вылет» (фонограмма «Степанян»). Далее ведь все фонограммы про «вылет», а не про непонятное объявление. Не значит ли это, что не «Туманов» следует за «Степаняном», а наоборот?
           Заметим, что обе фонограммы спеты с листа, на котором есть оба варианта, но «мой вылет» зачеркнут. У следователя Степаняна (в Тбилиси, в период гастролей там Театра на Таганке, то есть между 20.09.79 г. и 12.10.79 г.) Высоцкий говорит, что рукопись в масле. Но ведь точно такие же разводы видны и на ксерокопиях «Побега на рывок» и «В младенчестве нас матери пугали...». Значит, они тоже были при нём, а в Тбилиси Высоцкий уехал из Пятигорска, от Туманова, 14-го сентября.
           На фонограмме «Туманов» после каждой из пяти первых песен слышен женский голос. Шестая песня (как раз про полёты) и седьмая («Белый вальс») заканчиваются звенящей тишиной, а в конце каждой из трёх последних песен – голос В.И. Туманова. То есть плёнка записана явно не за раз. Не в сентябре ли у себя дома Высоцкий записал «Полёты»? Добавлю, что 06.04.02 г. В.И. Туманов уверил меня, что Высоцкого он у себя дома не записывал. А 25.07.02 г. Всеволод Абдулов, буквально за сутки с небольшим до своей внезапной кончины, на мою просьбу уточнить события даже возмутился: «Да ты знаешь, какая у Вадима была записывающая техника?! И он у него не пел?! Ты веришь?!» Дело не в вере. Нужны и независимые источники, и та же хроника жизни, и серьёзный анализ фонограмм – и не одним-двумя энтузиастами.
           Воспоминания – не всегда факты, тем более – по датам. «Свободным» у Высоцкого был только ноябрь, но не мог же он после короткой песни у Шемякина писать Туманову опять с листа. Добавлю, что Вадим Иванович в тот же день, 06.04.02 г., сказал мне, что Высоцкий был у него в сентябре 1979-го три дня, с 12-го по 14-е. Но буквально через месяц, в мае 2002-го, В.К. Перевозчиков убедительно доказал мне, что он ошибается: приехал Высоцкий в Пятигорск только 13-го.
           Думаю, со временем подтвердится версия о записи Высоцким «Полётов» для Туманова у себя дома (после 30-го июля до 13 сентября), и фонограммы выстроятся в такой последовательности: Торонто (12.04.79) – Ледовый дворец спорта «Ижсталь» (Ижевск, 28.04.79) – Учкудук (22.07.79) – для Туманова (Москва, до 13-го сентября) – у Степаняна (Тбилиси, до 12-го октября) – в Кавгипротрансе (Тбилиси, до 12-го октября) – у Шемякина (Париж, до 27-го октября) – в издательстве «Прогресс» (Москва, 18.12.79) – в Институте атомной энергии (ИАЭ) (Москва, 27.12.79) – во Всесоюзном НИИ атомного энергетического машиностроения (ВНИИАМ) (Москва, после 01.02.80 г.). Но в любом случае необходимо пересматривать комментарий, отталкиваясь от фонограммы «ВНИИАМ».
           Вот этот текст, спев который, Высоцкий больше не возвращался к исполнению произведения:

1

Еще бы не бояться мне полётов –

Когда начальник мой, Е.Б. Изотов,

Всегда в больное колет как игла:

«Эх, – говорит, – бедняга!

У них и то – в Чикаго

Три дня назад авария была...»

Хотя бы сплюнул: всё же люди – братья,

И мы вдвоём, и не под кумачом.

Но знает, чёрт, что я для предприятья –

Ну хыть куда, хыть как и хыть на чём.

Я не в страхе: я навеселе.

Чтоб по трапу пройти не моргнув –

Тренируюсь, уже на земле

Туго-натуго пояс стянув.

2

Но, слава богу, я не вылетаю:

В аэропорте время коротаю.

Еще с одним таким же – побратим! –

Мы пьем восьмую за день

За то, что все мы сядем,

И может быть туда, куда летим.

Мы – в ресторан. Там не дают на вынос.

Там радио молчит – там тишь да гладь.

Вбежит швейцар и крикнет: «Кто на Вильнюс?

Спокойно! Продолжайте выпивать».

А мне лететь – острый нож и петля:

Ни вздремнуть, ни уснуть, ни курнуть.

И еще – безопасности для –

Должен я сам себя пристегнуть.

3

Я – к автомату: в ём ума палата.

Стою – и улыбаюсь глуповато:

Такое мне отвесил автомат!

Невероятно: в Ейске

Почти по-европейски

Свобода слова – если это мат.

Мой умный друг к полудню стал ломаться,

Уже наряд милиции зовут:

Он гнул винты у «ИЛа-восемнадцать»

И требовал немедля парашют.

4

Друг рассказал (такие врать не станут):

Летел он раз, ремнями не затянут;

Вдруг – взрыв, а он и к этому готов –

И тут нашел лазейку:

Расправил телогрейку

И приземлился в клумбу от цветов.

Мой вылет объявили, что ли? Я бы

Чуть подремал, – дружок, не подымай!

Но слышу: «Пассажиры за ноябрь,

Ваш вылет переносится на май».

5

Считайте мине полным идиотом,

Но я б и там летал – «Аэрофлотом».

У них что? Гуд бай – и в небо, хошь не хошь.

А тут – сиди и грейся:

Всегда задержка рейса, –

Хоть день, а всё же лишний проживешь.

           В рукописной сводке Высоцкий методом отступов и втяжек наглядно сформулировал строфику произведения: это чёткие группы по 14 стихов (правда, 6+4+4, а не онегинская 4+4+4+2). И в этом, последнем тексте мы видим логичную последовательность сокращения (6+4+4, 6+4+4, 6+4, 6+4, 6).
           Разумеется, я не представляю текст «ВНИИАМ» в качестве окончательного: я не знаю всех фонограмм, всех рукописей. То есть я не знаю творческой истории текста, изучение которой и называется текстологией.

           Этот курьёз с первым текстологическим комментарием имеет, как ни покажется странным, положительное значение огромной важности. Прецедент доказательнее всех моих призывов продемонстрировал необходимость самого тщательного изучения первоисточников.
           Еще на десятом посмертном году, когда о возможности издавать литературоведческие многотомники Высоцкого и помыслить не могли, Вл. Новиков мечтал: «Надо полагать, появятся еще книжные издания концертов как текстов, и тогда можно будет заняться исследованием закономерностей „сцепления“ песен, их сочетаемости, изучением композиции концертов»[5].
           Не сбылось. Не до композиций: сотням давно готовых расшифровок и сегодня нет места в научном обороте.