Игорь БЕСТУЖЕВ-ЛАДА,
академик

В.ВЫСОЦКИЙ: ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ

            В философии истории есть область философствования, которая носит труднопроизносимое наименование «ретроальтернативистика». Она занимается вопросом, строжайше запрещённым наукой историей: «Что было бы, если?..»
            Например, что сталось бы с Россией, если бы шальная стрелецкая пуля догнала мальчишку Петра I, в панике удиравшего на лошади в одной ночной рубашке от своей нелюбимой сестрицы правительницы Софьи, которой он мешал стать полновластной царицей? Ведь, как показывает история, этот мальчишка оказался потом единственным человеком, способным «поднять Россию на дыбы» и сделать русскую армию сильнее не только персидской, турецкой и польской, но даже шведской. Да и то потому, что был уникальным психопатом. Ни его братец Иван V (тоже психопат), ни умная и энергичная правительница царевна Софья, ни её еще более умный и энергичный всесильный фаворит князь В. В. Голицын, да и вообще никто в России тех времён, не были способны на такое. И быть бы Московской Руси в лучшем случае разновидностью Речи Посполитой с её трагической судьбой, если бы не этот чудом спасшийся сумасшедший мальчишка…
            Что произошло бы, если бы в декабре 1825 года к власти в Питере пришли декабристы? Ведь только нагромождение типичных русских случайностей спасло захваченного врасплох и растерявшегося поначалу Николая I от верного ареста или даже смерти со всем своим семейством. Ретроальтернативистика приводит к выводу: пролилось бы море крови, декабристы в конечном счёте всё равно были обречены на поражение (слишком неравны были силы в их противостоянии с крепостниками), но вполне возможно, что царизм в этой борьбе вынужден был бы пойти на освобождение крестьян не в 1861 году, а лет на 35 раньше. Такова обычная «плата» за ускорение хода истории.
            Или как выглядела бы сегодня Россия, если бы в июле 1917 года власти поступили с большевиками так же, как годом позже поступили с левыми экстремистами-террористами власти Баварии, Венгрии, Финляндии? Или как поступили с афганскими талибами сравнительно недавно власти США?
            Или как выглядела бы сегодня Россия, если бы в декабре 1991 года явно неспособный к государственному правлению Ельцин поставил бы у власти не доктринера Гайдара, а затем компрадора Черномырдина, а обыкновенного трезвомыслящего офицера-государственника? Скажем, по фамилии Путин …

            Так вот, что произошло бы, если бы Высоцкий – оставаясь Высоцким – сумел превозмочь свои недуги и дожил до ХХI века?
            Вообще-то такое допущение – не за пределами реального. Достаточно, если бы в его окружении нашлось побольше людей, которые поменьше подливали, побольше понимали серьёзность положения и побольше помогали близким Высоцкому женщинам удерживать его подальше от пропасти.
            С Россией бы, наверное, произошло то, что произошло. Ибо Высоцкий – не из тех фигур, что ломают историю. У него иная миссия в жизни. Да и вообще в русской политической колоде всегда в наличии не более четырех тузов, способных повернуть страну в другую сторону. Все остальные – шестёрки или джокеры, даже если выглядят как короли. Высоцкий играл в другие игры.
            Мы далеки от мысли о каких-то трансформациях личности Высоцкого. Просто переносим его психологию, его менталитет, его творческий дар из 70-х годов в 80-е и 90-е. В прогностике это называется механической экстраполяцией. Понимаем всю условность такого приёма. Но очень уж хочется видеть Россию последних 22 лет глазами Высоцкого, каким мы его знаем.
            И пусть нас попрекают: ведь это же будет просто другой человек! А он у нас ответит словами Высоцкого: а я – тот же самый! И как же мог бы отреагировать этот «тот же самый» на то, что происходило в России в 1981-2002 годах?

            В первую половину 80-х годов в творчестве Высоцкого вряд ли можно было ожидать существенных изменений. Слишком многое оставалось обычным и привычным. Первые два года страной по инерции правила «живая мумия» Брежнева. Генсек давно перестал быть нормальным человеком. Теперь это была всего лишь плохо говорящая кукла, очень удобная для его окружения, которое оставалось неизменным, после того как с правительственной телеги были сброшены Косыгин, Подгорный и еще несколько лиц, неудобных для правящей клики.
            Передразнивать впрямую выжившего из ума генсека Высоцкий вряд ли бы решился. Это тебе не Ельцин, который взял за правило терпеливо сносить любую хулу, откуда бы она ни исходила. В те времена за такие шутки можно было пропасть самым глупым образом. Вряд ли рискнул бы Высоцкий и посмеяться над судорожными попытками Андропова укрепить трудовую дисциплину массовыми облавами против уймы праздношатавшихся в крупных городах. Хотя выглядело это очень забавно: люди в панике спасались кто как мог, но потом всё возвращалось на круги своя. Да и могло ли быть иначе при «видимости работы за видимость зарплаты»? Не менее забавна была на посту генсека еще одна «живая мумия» — тяжело больной Черненко. Но его старались возможно меньше показывать на телеэкране, поэтому о масштабности трагикомедии мало кто знал. Пожалуй, самое смешное была смена на троне за три года трех «живых трупов». На этот счёт родилась тьма анекдотов, и Высоцкому было бы очень трудно удержаться от своих собственных строф хотя бы намёком.
            От чего бы он не удержался наверняка – это от реакции на нашу безысходную трагедию Афгана. Здесь можно было ожидать таких же бередящих душу нот, что и про Великую Отечественную.
            Возможно, что Высоцкий не стал бы подсмеиваться над чудачествами Андропова не просто «страха ради иудейска», а потому что происходившее было скорее привычно, нежели смехотворно. Андропов слыл в народе умным начальником – головой выше предшествовавших и последовавших. Он видел нежизнеспособность созданной большевиками экономики, пытался – как Ленин, Хрущёв, Косыгин – сделать нежизнеспособное жизнеспособным, ничего в основе не меняя. Пытался, как и они, осуществить заветную мечту обывателей известного щедринского города: работать как в СССР, а жить как в США, что почему-то никак не состыковывалось. Впрочем, мы и до сих пор не прекращаем сих попыток.
            С тем же результатом.
            Я бы тоже не стал кидать камешки в огород Андропова. Потому что вся моя (и, как вы знаете, не только моя) учебная и трудовая жизнь состояла из непрерывных нарушений учебной и трудовой дисциплины, чего я всегда стыдился и до сих пор стыжусь. И если бы не редкие паузы в виде именных стипендий и почётных грамот, наверное, утопился бы со стыда в ближайшей чайной ложке. Утешаюсь тем, что всякое преступление рано или поздно влечёт за собой наказание. Однажды я постыдно сбежал с лекции в кино. И, представьте, в ту же самую секунду такой же позор продемонстрировала моя будущая жена. Теперь она вот уже более полувека жалуется, что за такую малую провинность Господь наказал её таким ужасным мужем…

            Но если в первой половине 80-х годов творчество Высоцкого можно представить более или менее аналогичным тому, что мы уже знаем, то вторая половина того же десятилетия наверняка явила бы невиданный ранее всплеск. Дело в том, что репрессивность дряхлевшего режима заметно слабела, а поводов для взрывной реакции, в которой органично сплетались гражданственность, лиричность и юмор (здесь Высоцкому не было и нет равных), находилось всё больше. Высоцкий, словно нарочно, был создан именно для таких ситуаций. И если он в трясине глубокого застоя государства и общества показал, на что способен, то нетрудно представить себе, каким поэтическим трибуном явился бы он в эпоху горбачёвской перестройки, когда земля зашаталась под Большим Талибаном, именуемым «мировой системой социализма».
            Вот Рейкьявик середины 80-х, один из первых дебютов Горбачёва на мировой арене. Горбачёв объявляет о своём намерении разоружиться. Он уверен, что Запад радостно пойдёт ему навстречу. Верный триумф! Освобождаются огромные средства, которые позволят разом поднять уровень жизни населения, чего не удавалось ни Хрущёву, ни Брежневу. Начать правление с такого шага – редкая удача.
            Кандидат в триумфаторы не подозревает, что на Западе всё давно рассчитано. Там знают, что НАТО вчетверо богаче СССР и на порядок сильнее технологически. Что гонка вооружений обходится США в 16 центов с каждого доллара национального дохода (и они кряхтят под такой тяжкой ношей), а СССР — … 88 копеек с рубля. И расходы растут. И неизбежная капитуляция более слабого противника не за горами (она и последовала через несколько лет). Поэтому лишь пожимают плечами: ну что ж, разоружайтесь, а мы посмотрим…
            И на телеэкране крупным планом появляется растерянно-взбешенное лицо Горбачёва, который лепечет что-то насчёт «асимметричных ответов». Ну, форменная потеха: один бандит с ножом во рту предлагает другому точно такому же бандиту с двумя ножами во рту сплюнуть ножи на землю, а тот только ухмыляется: ты сначала свой сплюнь, а я посмотрю, сплюнуть или прирезать тебя. Сюжет, типичный для озорных песен Высоцкого.
            Более позорное зрелище в те времена можно было видеть на телеэкране лишь при попытке трех наиболее разбитных советских журналистов высмеять одну английскую империалистку по фамилии Тэтчер (кстати, платонически любимую женщину Горбачёва, которая облапошила его, как наивного мальчика-пажа). Весь мир видел, как эта роковая женщина аккуратно сняла штанишки с каждого из трех наглецов и столь же аккуратно отшлепала каждого по младенческой розовой попке, приговаривая: «Не правда ли, джентльмены?»
            Обозвать «джентльменом» журналиста вообще и советского в особенности – это верх издевательства. Особенно обидно, что безнаказанно наиздевалась вдосталь над горячими русскими парнями обычная английская баба. Хоть и будущая баронесса. В общем, национальный позор — хуже разгромного счёта в международном футбольном матче, хуже Цусимы, Ходынки и Жириновского, плескающегося фруктовым соком и дергающего за косички своих коллег из группы постарше малышовой. Не мог, просто не сумел бы Высоцкий пройти мимо такого, словно специально для него написанного, сюжета!
            Следующим номером цирковой программы горбачёвской «перестройки» явилось пресловутое «ускорение научно-технического прогресса». Так вот где таилась погибель моя! (в смысле – наша). Весь цивилизованный мир давно уже меняет всю свою машинерию каждые три года, а мы как лежали тридцать лет под развалюхой-«москвичом» выпуска 1956 года, так и собираемся пролежать еще столько же. Немедленно начать менять всё и вся на новое хотя бы каждые шесть лет, а там пошёл считать вёрсты, пока не зарябит в очи!
            Команда понята, принята и уже исполняется. Дело за малым: нет того шила, которое можно менять на мыло. У них там, на Западе, всё своё – и жильё, и бельё, на окошке герань, занавески в разводах, а у нас – ни... только пыль на комодах. . Ну, если еще самолет или танк – куда ни шло, оборонка, однако! Но менять каждые три года автомашину частнику?! Куда же тогда вывозить подержанные иномарки?!! «Аж зло берёт: назад пятьсот, вперёд пятьсот…»
            И очередной мыльный пузырь лопнул самым постыдным образом.
            Новое интересное кино показали про мафию. Кто бы мог подумать, что «кто-то где-то тут у нас порой честно жить не хочет?» Нетрудовые доходы завелись! Теневая экономика! Немедленно разобраться и навести большевистский порядок.
            И вот уже авиалайнер со 158 специалистами по теневой экономике на борту поднимается с внуковского аэродрома и берёт курс на… город Грозный (уже тогда оплот всего криминального в России). Предстоит широковещательная конференция, где все жулики и мошенники будут выведены, наконец, на чистую воду. В аэропорту пассажиров (в числе коих был и автор сих строк) сажают в автобусы и, под усиленным присмотром милиции, отвозят далеко за город, на правительственные дачи. Где приказывают быстренько написать, кто что думает о мафии, и сдать безвозвратно начальству. Безо всякой конференции. После чего возможно скорее отбыть восвояси.
            Подоплёка происшедшего конфуза открылась в Москве. Специалисты по наивности стали «копать» слишком глубоко и докопались до «слишком высоко». Нити потянулись к членам политбюро компартий союзных республик, к членам семей членов политбюро в самой Москве… И слишком ретивым прокурорам пришлось искать политического убежища у тех, до кого расследование еще не дотянулось. В общем, порядка ради погромили несколько грядок у частников-пенсионеров, на чём «борьба с нетрудовыми доходами» закончилась вничью.
            Так что я, со своей стороны, подобно герою Высоцкого, «в семилетний план поимки хулиганов и бандитов…» Как там дальше? В общем, с тем же результатом.
            Помнится, самой нашумевшей акцией стала «борьба с пьянством и алкоголизмом». Вы, конечно, будете смеяться, но меня и в эту кампанию загнали по уши. Пять лет по приказу ЦК КПСС несколько десятков специалистов изучали материалы, проводили опросы, ставили эксперименты. И вынесли рекомендации: мы имеем дело с особой алкогольной цивилизацией, одной из примерно полудюжины мировых. У неё тысячелетние питейные традиции, которые сложились исторически и которые невозможно изменить вдруг – примерно по тем же причинам, по которым невозможно заставить русских материться по-французски. Поэтому потребуется десять-двадцать лет целенаправленных действий на целых восьми фронтах антиалкогольной войны, чтобы стабилизировать и начать минимизировать идущий полным ходом процесс алкоголизации общества. Никаких «кавалерийских атак», грозящих полной катастрофой!
            Начальство внимательно выслушало рекомендации и поступило с ними, как хороший муж с советами жены: выполнило всё с точностью до наоборот. Пустили государственную колесницу вскачь прямо на неприступные бастионы алкоголизма. «Зоны трезвости». «Периоды трезвости» … В контратаку пошла самогонная мафия, и через несколько месяцев последовала позорная капитуляция с многомиллиардной контрибуцией в пользу мафии.
            В процессе алкоголизации советского общества наступил следующий этап, продолжающийся поныне. Пьянство сделалось повальным и тотальным. Теперь уж знаменитый припев: «И что б нам было с семи бутылок?!» — надобно развертывать в общегосударственном масштабе.
            Финалом горбачёвских акций была поразительная по своей экономической безграмотности ИТД – индивидуально-трудовая деятельность. Хотели развязать инициативу предпринимателей – развязали хищничество мошенников. За несколько месяцев из казны утекли в нечистые лапы десятки миллиардов рублей – десятки процентов государственного бюджета. Экономика пошла вразнос. Усилились сепаратистские тенденции на местах. Вот-вот могла пойти вразнос и политика. Пришлось собирать Совет народных депутатов – повторение истории с Генеральными Штатами накануне Великой Французской революции.
            Полторы недели вся страна не пила – не ела, с утра до вечера сидела у телевизоров и слушала пламенные речи демагогов, видела постыдное буйство «агрессивно-послушного большинства». Теперь уже было не до смеха. Начались кровавые погромы на Кавказе и в Средней Азии, пролилась кровь в Вильнюсе и Баку, дважды едва не стравили меж собой в Москве полумиллионные толпы сталинистов и антисталинистов – чудом удалось избежать десятков тысяч жертв.
            Мне кажется, в эти дни лиричность и юмор в песнях Высоцкого неизбежно должны были отойти на задний план перед гражданственностью – настолько серьёзна и опасна для государства, для страны, для народа сделалась обстановка. Я не вижу Высоцкого в рядах сталинистов или националистов – неоткуда было этому взяться: вся предыдущая история складывания мировоззрения поэта вопиет против этого. Но не вижу я его и рупором демагогов-псевдодемократов. Наверное, здесь, как и всегда, на первом плане оказался бы «простой человек» — его интересы, надежды, чаяния.
            «Ах, если б наша власть была для всех для нас понятная…»

            Утром 19 августа 1991 года я пал жертвой собственной компетентности. Вернувшись с дачи в Москву, увидел на улицах танки. Танки в городе, если его не штурмует противник, – такая же нелепость, как, скажем, самолеты или торпедные катера на тягачах. Ну, кого и как им крушить? Опыт истории (а я по своей первой специальности – военный историк) подсказывает, что такой приём годится, когда армия берёт власть в свои руки. Ну, скажем, когда маршал Жуков танками свергает всесильного жандарма Берию. Значит, опять министерство обороны сцепилось с КГБ? Целый день сижу дома в неведении, и никакие звонки не помогают. Наконец вечером случайно нападаю на волну радио «Эхо Москвы». Так вон оно что! Впереди – явные массовые репрессии против всех, кто так или иначе замешан в антисталинских выступлениях (а я еще как был замешан!). Приходится нацеплять значок «Заслуженного деятеля науки» (чтобы знали, что арестовывают или расстреливают не просто хулиганов), совать в карман газовый пистолет (тогда их можно было провозить из-за границы запросто), совать в другой карман миниатюрную финку (с лезвием короче 6,5 см., за что тюрьма не светила) и идти защищать Белый Дом – благо жил в полутора верстах от него.
            Но когда подошёл к Дому – увидел костры и людей, очень похожих на тех, что грелись у костров Стеньки Разина и Емельки Пугачёва. Достаточно полка регулярной армии ( в наши дни – команды спецназа-ОМОНа), чтобы через минуту все, кто не легли трупами, встали к стенке с руками на затылке. Значит, за кулисами идёт какая-то большая игра (какую позицию займёт армия и КГБ), а на сцене разыгрывается обычный фарс, вполне могущий стать кровавым. Такой же, как «обстрел» и «защита» Белого Дома два года спустя, когда судьбу страны решали вовсе не стреляющие танки и отстреливающиеся «защитники», даже не Ельцин и Хасбулатов с Руцким, а те, в чьих руках была реальная сила: армия и полиция (включая спецназ-ОМОН). Быть статистом в таких играх – и трагично, и постыдно. Поэтому с тяжёлым сердцем повернул домой: уж лучше ждать ареста там, чем подыгрывать шулерам — реальным хозяевам игры.
            Вполне вижу Высоцкого в тот день среди защитников Белого Дома – примерно на тех же основаниях, что и Ростроповича. Но никак не вижу его рядом с Ельциным в последующие дни и недели, даже когда он чуть ли не месяц «отмечал» вдали от Москвы свою победу, как и подобает Стеньке Разину, «сам весёлый и хмельной». Потому что не видел среди «ельцинцев» ни одного человека, среди которых прошла жизнь Высоцкого.
            Начиная с декабрьских дней 1991 года в творчестве Высоцкого не мог не произойти новый поворот, новый взлёт на качественно более высокий уровень. Мало у кого из бардов, писателей, артистов, художников обнаружились хотя бы малейшие следы такого поворота – настолько велика была политическая растерянность, дочь многолетней деморализации, предшествовавшей общенародной катастрофе. А Высоцкий скорее всего явился бы в данном смысле исключением. Таков был человек. Таков был его поэтический гений, где гражданственность всегда стояла на первом плане.

            Три события определили содержание общенародной трагедии: распад государства с миллионами жертв этого процесса, наглое ограбление народа кучкой доктринеров и проходимцев, превращение великой прежде державы в жалкую «банановую республику» типа Колумбии (только роль бананов и коки сыграли в данном случае нефть и газ). С нищим, опустившимся народом. И с горсткой нуворишей, весь интерес которых – в их миллионах награбленных долларов на тайных счетах в зарубежных банках.
            Чтобы быть точными, не станем идеализировать СССР и его пресловутую «мировую социалистическую систему». По сути, это была реализованная утопия казарменного социализма, которой Маркс в своё время пугал своих оппонентов. Этакий вселенский стройбат, вздумавший потягаться за мировое господство с гораздо более сильным американским разбойником и, естественно, потерпевший поражение. Но нельзя путать государство со страной, на территории которой оно находится. Страна исторически сложилась как единое социально-экономически-культурное пространство, на котором народы могли бы благоденствовать не хуже, чем в США или в Европейском Союзе, если бы не разные ельцины-дудаевы, для которых важно дорваться до личной власти, и не разные остапы бендеры, для которых важно прибрать к рукам еще один миллион.
            Конечно, каждая публичная речь политических персонажей того времени – Горбачёва, Ельцина, Зюганова, Жириновского, Явлинского, Гайдара, Черномырдина и пр. – готовое либретто очередной убийственно смешной песни Высоцкого. Но до смеха ли тут, когда из-за алчности и глупости валятся к чертям твоя страна, твой народ? В таких случаях поэтический гений рождает обычно строки про надменных потомков известной подлостью прославленных отцов, про насмешку горькую обманутого сына над промотавшимся отцом. Или, в более близких нам по времени строках: «Променял я на жизнь беспросветную несусветную глупость мою».
            Я, как типичный «шестидесятник», увидев вместо «социализма с человечьим лицом» звериное мурло криминального базара, отреагировал на происходящее своим собственным вариантом продолжения щедринской «Истории одного города» («Под пятою глупости», М.,1995, 2 изд. М.,2002). В отличие от нескольких своих предшественников, я не особенно стеснялся в лицеприятности, так как понял, что мы попали в беспрецедентное положение, когда никому ни за что ничего не бывает (исключая ни в чём не повинных, случайно подвернувшихся под руку начальству). Думаю, что Высоцкий при такой ситуации продемонстрировал бы всю гражданственную мощь своего поэтического гения.
            Впрочем, не надо даже большого остроумия, чтобы создать еще одно «Горе от ума», рассказывая, как три Репетилова, под пьяную лавочку, чтобы избавиться от точно такого же четвёртого, разнесли в прах созданное десятками поколений предков. Как пробившийся в вольтеры фельдфебель, в роли привратника захудалого американского колледжа, попытался построить в три гарвардских шеренги бурсацкие русские финансы, а в результате ограбил население страны хуже всякого вора-разбойника. Как еще один умный человек («а умный человек не может быть не плутом») сумел ограбить по второму разу уже один раз ограбленных, всучив им вместо национального достояния пустые бумажки, тогда как всё национальное достояние досталось кучке «несторов негодяев знатных», которые, впрочем, предпочли назвать себя «олигархами».
            И ведь не надо большого ума, чтобы понять, что в стране, превращённой в казарму («казарменный социализм») изначально не может быть никакого рынка. Что рынок в казарме называется дедовщиной. Рынок в тюрьме – беспределом. Рынок в зоопарке – джунглями. Что требуется много предварительных усилий, чтобы казарму, тюрьму, зоопарк переоборудовать в место, пригодное для более или менее цивилизованного торжища.
            И ведь ничего нельзя поделать. Вбуханы миллиардные средства, чтобы нарочито создать две «страшилки»: КПРФ и ЛДПР. В ужасе от них большинство избирателей добровольно несли свои бюллетени Ельцину как «наименьшему злу».
            Сегодня, без сомнения, все до единого россияне отдадут свои голоса Путину. Ибо всё остальное – кошмарнее кошмарного.
            Далеко не всё в ельцинском царстве было смехотворно. Возьмём, например, чеченскую войну. Даже две. Каждую из них – утверждаю это как военный историк – проще простого закончить за считанные дни, максимум недели. Но есть слишком сильные силы, чтобы не дать этой войне закончиться. Словом, трагедия – такая же, как Афган или год 1941-й. А строки Высоцкого про 41-й и далее мы помним слишком хорошо.
            В некоторых случаях Высоцкому сегодня не надо было бы ничего писать. Реквием «Курску» он заготовил, например, за тридцать, если не за сорок лет до катастрофы. И сколько таких провидческих строф в его песнях!

            А может быть, не надо выдумывать для наших дней никакого виртуального Высоцкого? Просто достаточно оглядеться вокруг, и перед глазами возникнет реальный Высоцкий. Зазвучат его вещие струны:

Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною,
Перед солоно- да горько-кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.

Грязью чавкая, рыжей да ржавою,
Вязнут лошади по стремена.
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла со сна…

            Ну, просто – как живой с живыми говоря…

            Вот сила обстоятельств вынудила меня, наконец, после долгих проволочек сесть за мемуары. Пора, брат, пора – уж вечер близится, и суета сует теряет значение ото дня ко дню. И писать-то вроде стараюсь меньше всего о самом себе, потому что считаю свою (и не только свою) жизнь неинтересною, пропащею и постылою. Всё больше о трагедии русской школы, об агонии советской науки…
            А вот поди ж ты, даже в 2003 году нейдут с ума ехидные строки всё того же насмешливого живого Высоцкого:

Кот диктует про татар (то бишь, про нас с вами) мемуар …