Игорь БЕСТУЖЕВ-ЛАДА,
академик

АЛЬФА ЦЕНТАВРА УДАЛЯЮЩЕЙСЯ ГАЛАКТИКИ

1

           Как президенту Международной академии исследований будущего (International Future Research Academy), мне на рабочий стол почти ежедневно ложатся сводки прогнозных разработок многих прогностических центров мира – и российских, и зарубежных. Впрочем, теперь они всё чаще просто «скачиваются» из Интернета.
            И я мысленно оказываюсь в виртуальном мире 20-х годов наступившего столетия. Этот мир будет наверняка отличаться от окружающего нас с вами гораздо сильнее, чем, скажем мир 80-х или даже 90-х гг. минувшего столетия. Там по-прежнему останутся люди, разговаривающие с кем-то по мобильнику походя, прямо на улице. Но некоторые из них останавливаются, отходят в сторону, надвигают на глаза шлем-очки и как бы переносятся на время в иное пространство. Потому что в кармане у них не давно привычный портативный телефон, а портативный компьютер тех же габаритов с наглазным монитором и наручной клавиатурой. Не исключено, что происходит виртуальное свидание влюблённых, а может быть, человек явился на приём к начальству, на телеконференцию, начал читать заинтересовавшее его сообщение из Интернета, отправился на виртуальную экскурсию в Лувр или Эрмитаж, принимает участие в заседании местного (и не только местного) парламента.

2

           Поле чудес ожидает его и дома.
           Если он поэт, то не потянется за давно уже известным «Справочником рифм», пылящимся на полке. Зачем? Он просто запустит соответствующую компьютерную программу, и «умная машина» сама втолкует ему, перебрав миллионы вариантов, что быть не может лучшей рифмы к слову «любовь», нежели леденящая душу «кровь». А уж коли дело дошло до «розы», то лучше не истязать себя сутками, а сразу писать, как все настоящие поэты: «морозы». Но поскольку таким образом ремесло поэта значительно упрощается, то чтобы выделиться из миллионов заурядных стихоплетов, необходимо придумать такое дотоле никем не виданное «чудное мгновение», чтобы все ахнули: «Новый Пушкин!».
           Если он прозаик, то ему совершенно не обязательно просиживать сутками над никак не дающейся строчкой. Можно вспомнить современные голливудские боевики, достигшие к концу прошлого столетия вершины совершенства. Жалко лишь, что пичкали этими «вершинами» каждый вечер и они приелись, как назойливая реклама. Но почему их стали выпекать, как блины? Потому что разработали конвейерную технологию массового производства фильмов ли, автомашин – всё едино. Одна бригада ремесленников разрабатывает замысловатый сюжет, вторая – оттачивает диалоги, третья – ставит батальные сцены и драки, четвертая целиком занята неизбежными в американских фильмах автомобильными гонками, пятая озабочена тем, чтобы зритель не заснул при постельных сценах. В результате, как ни ругай Голливуд, а вот уже какое десятилетие царит в мировом кино именно он.
           Но почему бы не переложить эту ремесленную работу на компьютерные программы? Глядишь – к обеду готовы все четыре тома нового «Войны и мира»» — хоть в обложках, хоть на экране... За год можно настряпать горы таких произведений, неотличимых от классических. Только зачем они, «неотличимые»? Надо, наоборот, нечто такое «отличимое», чтобы стало мировой сенсацией, как в своё время «Дон Кихот» или, много позднее, «Фауст».
           Если ты композитор, то компьютер поможет подобрать мелодии не хуже современных со скоростью сотни-другой шлягеров в день (сейчас у самых плодовитых такое количество получается только за год). Но зачем они? Ведь известно, что порой одна-единственная опера может сделать композитора великим, а у тысяч других горы партитуры тонут в Медленной Лете.
           Количество и качество в искусстве вообще сочетаются довольно коварно. Подумать только, Грибоедову поставили памятник за одну-единственную пьесу тоньше школьной тетрадки. Памятник – выше кучи многотомников тысяч других авторов.
           Такую же скверную штуку способен сыграть компьютер с художниками. Мой покойный друг Ролан Быков увлекался компьютерной графикой и любил похвастаться своими шедеврами. Это действительно были шедевры, ровно ничем не отличающиеся от тысяч полотен у Крымского моста... Он уверял, что в принципе возможны программы, которые позволяли бы производить десятки и сотни оригинальных произведений такого рода каждый день. Только зачем?
           У меня на полке стоит книжка с четырьмя версиями «Евгения Онегина», где герои в разных вариантах доживают до глубокой старости. И в каждой из четырех версий автор ни единой строкой неотличим от Пушкина. Только зачем быть неотличимым от Пушкина после Пушкина? Нет, хочется дождаться нового отрока, который потряс бы старика Державина неслыханным дотоле: «Навис покров угрюмой нощи над сводом дремлющих небес …»
           А если он архитектор… Ну, этот перечень можно продолжать без конца.

3

           Видимо, мы доживаем последние годы привычной нам цивилизации. Ворчим, ругаемся, бесконечная ностальгия по прошлому. И не отдаём себе отчета, что буквально через несколько лет перейдём в мир иной (правда, такой же земной), откуда будем вспоминать вторую половину минувшего столетия (даже с её гнусной концовкой в 90-х годах!) примерно так же, как наши соотечественники постарше, пережившие ад революций, войн и террора первой половины века, вспоминали вторую половину ХIХ столетия («Россию, которую мы потеряли»). Помните того «плачущего большевика» во времена не столь отдалённые, который грозил с трибуны Верховного Совета СССР: «Вы еще будете вспоминать это правительство!..» Казалось бы, что могло быть хуже? А ведь, действительно, многие с умилением вспоминают до сих пор.
           Как профессиональный футуролог второй половины ХХ века, самый старый из еще не успевших почить моих сверстников-коллег, которому век ХХI известен лучше, нежели историкам – ХIХ или ХХ (только не в виде грядущих событий, а в виде назревающих проблем и их возможных решений), заверяю читателя, что при всех передрягах мы прожили сравнительно спокойные ровно полстолетия, а дальше будет, как говаривал один из несостоявшихся классиков, если не лучше, то намного веселее (начавшееся вырождение и вымирание народов мира, первыми перешедших от сельского к городскому образу жизни, терроризм с использованием оружия массового поражения, т.е. уже не с тысячами, а с миллионами жертв, тотальная наркотизация и деморализация общества, экологические бедствия, переходящие в стихийные катастрофы и пр.), крушение семьи, морали, расцвет преступности и её сращивание с коррумпированной частью госаппарата – в общем всё, что напридумано самыми мрачными меланхоликами-фантастами... Придётся через себя перепрыгнуть, чтобы выживать хотя бы как сейчас. Или, как говорили девочке Алисе в её Зазеркалье, – придется очень быстро бежать, чтобы удалось остаться на том же месте, а не пропасть пропадом.
           И это при том, что 80% существующих рабочих мест займут компьютеры, так что надо придумывать занятия для миллиардов людей (в глобальных масштабах), чтобы они, образно говоря, не полезли на стенку, или, еще более образно, не ринулись войной на злосчастные сравнительно благополучные островки-кувейты. Важно уточнить, что теоретически эта проблема давно решена (в частности развертыванием социальной работы в народном образовании, здравоохранении, в сферах досуга и восстановления загаженной природной среды).
           Но от теории до практики, как учил нас бессмертный грибоедовский полковник Скалозуб, – дистанция огромного размера.

4

           Словом, в первой половине наступившего столетия мы будем взирать на удаляющуюся во времени галактику второй половины предыдущего века не то, что как на рай земной из ада кромешного, но с известной долей зависти к предкам, и сожалением, что траектория их жизни могла бы быть менее отвратительной.
           Соответственно сохранится интерес к прежним нашим «галактикам». И не зарастёт народная тропа к тем гениям, кои эти канувшие в прошлое галактики как бы олицетворяли.
           Почему мы называем Пушкина: «Это – наше ВСЁ»? Не только потому, что он научил нас современному русскому языку, и многим из нас (в том числе автору сих строк) сам, в свою очередь, стал персональной Ариной Родионовной, с её чарующими сказками. «Воспитан на классике» — это значит, прежде всего, воспитан на Пушкине и плеяде ему подобных. А не на Молчалине или Фамусове. Еще и потому, что по произведениям Пушкина, как в телескоп, разглядываем удаляющуюся во времени галактику России первой половины ХIХ века.
           Можно выучить наизусть сто учебников по истории России того времени. А можно прочитать «Евгения Онегина». Результат будет тот же. Даже лучше и глубже. Не зря ведь эту поэму назвали «энциклопедией русской жизни того времени». Не могу придумать более высокой оценки художественного произведения. Куда там Нобелевской премии!..
           Можно просидеть всю жизнь за учебниками по истории СССР. А можно перечитать стихотворения или переслушать песни Высоцкого. Результат будет тот же. Даже лучше и глубже...
           Потому что Великая Отечественная прошла не так, как писано в учебниках и монографиях. А так, как она ожила хриплым голосом Высоцкого. И 30-е годы перед войной становятся понятнее, когда вслушиваешься в эти песни... И 50-е годы после войны, и 60-е, и 70-е, и даже 80-е, когда поэта уже не было в живых. Вот только 90-е он, при всей свой гениальности, никак не мог предугадать. Что ж, на это не хватило бы гения самого Салтыкова-Щедрина, хотя, казалось бы, смехотворнее его глуповцев ничего невозможно придумать. Плохо же классик представлял себе возможности потомков своих головотяпов и рукосуев!
           Словом, наш труд, быт, досуг 30-х – 80-х годов прошедшего столетия выглядел вовсе не так, как на страницах печати и с трибун собраний. А так, как прозвучал в песнях Высоцкого. Короче говоря, получилась еще одна «энциклопедия русской жизни», на сей раз советской.
           Добавьте сюда беспримерного накала лирику – под стать раннему Маяковскому. И особо почитаемые россиянами нелицеприятные юмор-сатиру, под стать лучшим образцам ХIХ века: «Ведь не могу же я плакать от радости - с гадости. Или искать красоту в безобразии – Азии. Или курить в направлении заданном – ладаном».
           А в общем итоге получается поэтическая звезда первой величины – Альфа Центавра удаляющейся от нас галактики.

5

           Со времени смерти Высоцкого прошло почти четверть века.
           Я не большой любитель, ценитель, знаток поэзии вообще и современной в особенности. Так, обычный читатель и иногда (не часто) почитатель. Тем не менее, в моей домашней библиотеке одна из самых крупных коллекций – поэтическая (несколько сот томиков, и некоторые время от времени вновь и вновь радуют глаз). За последнюю четверть века я прочитал несколько сот или даже тысяч стихотворений, и некоторые из них показались мне очень хорошими, а отдельные – просто отличными.
           И не только принадлежащие мэтрам поэзии.
            В октябре сего, 2003 года, мне довелось побывать гостем одного из лицеев под Питером (не пушкинского!). Взор остановился на машинописной страничке, которая поразила моё воображение, как 70 лет назад впервые прочитанное «Чудное мгновение». Но оказалось, что это – не находка из никому не известного раннего Пушкина, а всего-навсего обычная десятиклассница, приславшая своё стихотворение в лицейский журнал, как лицеист Сашка двести лет назад.
           Стало быть, есть еще порох в поэтических пороховницах
           Правда, я покривил бы душой, не добавив, что 999 из каждой тысячи прочитанных мною стихотворений – на уровне моего собственного поэтического таланта, выраженного одним-единственным сборником стихов – смею вас уверить, более чем скромно-заурядного.
           А уж что начнётся, когда стихи станет посекундно лепить компьютер – страшно даже подумать.
           Не берусь судить, что творится в современной зарубежной поэзии. Моё знание немецкого, английского и французского не позволяет мне добраться до оригиналов художественной литературы соответствующих стран, не говоря уже об иных прочих. А полагаться в этом отношении даже на самые лучшие переводы – можно запросто вляпаться в ситуацию «моя твоя не понимай».
           Как бы то ни было, знакомство с современной русской и переводной художественной литературой вообще и поэзией в особенности позволяют мне высказать сугубо личную, заведомо дискуссионную точку зрения: на поэтическом небосклоне (по меньшей мере, западном) удаляющейся от нас галактики с 60-х годов ХХ и по начало ХХI века не появилось звезды ярче, крупнее Высоцкого.
           Поэтому сколько глаз видит вперёд – покуда русских людей не сменят какие-нибудь иные организмы,  -  не зарастёт народная тропа ни к памятнику Высоцкому на Ваганьковском кладбище, ни к его книгам, ни к книгам о нём, ни к вечерам его памяти. Думаю, что он останется в сердцах десятков миллионов россиян, как и Пушкин, доколе «в подлунном мире жив будет хоть один пиит».
           И, в общем, по тем же самым причинам. Хотя это люди разных эпох, и сравнивать их так же смешно, как гусара с танкистом.
           Смотря, какой гусар.
           И какой танкист.

           О НАШЕМ АВТОРЕ

           БЕСТУЖЕВ-ЛАДА Игорь Васильевич (1927 г. р.), по первой своей профессии – военный историк, позже футуролог, политолог и культуролог. Президент общественных исследовательской и учебной академий (Международная академия исследований будущего и Гуманитарно-прогностическая академия). Действительный член Российской академии образования, Российской академии естественных наук и ряда других академий. Почётный член одного международного научного общества и почётный профессор одного из российских университетов. Доктор исторических наук. Заслуженный деятель науки. Автор более чем полусотни книг (из них половина научно-исследовательских, половина публицистических и две беллетристических), нескольких сотен статей (те же пропорции). Автор книги о творчестве Высоцкого (три издания) и нескольких статей на ту же тему.
           Автор познакомился с творчеством Высоцкого в конце 60-х годов, когда песни поэта помогли ему выкарабкаться из тяжёлого стресса, связанного с очередным погромом обществоведения («распяли, но не сильно»), расстаться с утопизмом одного вида (навязать чингис ханам телефон в виде Государственной службы прогнозирования, позволяющей заблаговременно взвешивать последствия намечаемых решений, – «с баб-ягами никчемушняя борьба»), чтобы впасть в утопизм другого вида, который был квалифицирован в отделе науки ЦК КПСС как «легальный антимарксизм», а на деле являлся всего лишь попыткой очередного «шестидесятника» придать «человечье лицо» тоталитарному монстру («и если б наша власть была для всех для нас понятная…»). В дальнейшем выступил с предложением разделить КПСС на конкурирующие социал-демократическую и либерал-демократическую партии, но не преуспел, потому что залез в сферу компетенции КГБ. Наконец, пытался организовать молодёжное движение, оппозиционное охлократии Ельцина, но вновь потерпел неудачу, потому что для этого нужны финансовые и силовые ресурсы, а не просто воззвание к Разуму и Энтузиазм,
           С 1996 г. отошёл от политики.
           В настоящее время сосредоточился на работе в Педагогическом обществе России (председатель Президиума), в Международной академии исследований будущего и на преподавательской работе.