И.В.БЕСТУЖЕВ-ЛАДА
доктор исторических наук,
профессор, академик РАО

ИСКУССТВО XX ВЕКА:
АГОНИЯ
ИЛИ РОДОВЫЕ МУКИ?
ТРИ ВЕРСИИ

            Версия первая.
            Серебряный век искусства конца ХIХ — начала ХХ века... Почему «серебряный», а не, скажем, чугунный? Потому что поэты и художники того времени имели в виду античный миф о Золотом, счастливом веке человечества, на смену которому пришёл упадочный Серебряный. И скромно дистанцировались от Золотого века классики, признаваясь в упадке (декадансе) европейского искусства, включая и русское. Хотя в те времена, по крайней мере в России, еще жили Чайковский и Лев Толстой — живая классика.
            Но если времена кануна Первой мировой войны признать Серебряным веком, то вряд ли происшедшее после нее можно назвать возвращением к Золотому. Как бы ни трактовать Декаданс, ни у кого ведь язык не повернется заявить, что он якобы сменился новым Ренессансом. Хотя тысячи деятелей искусства жизнь свою положили на это. И были уверены, что лично достигли такой цели. Увы, мы видим, что они ошибались. Напротив, Серебряный век представляется нам Золотым по сравнению с последовавшим. И если иметь в виду всё ту же античную традицию, то нельзя не вспомнить, что там Серебряный век сменялся Бронзовым, знаменующим еще одну ступень упадка.
            Действительно, сравнение того, что было и что стало, трудно представить себе в пользу ставшего. По всем отраслям искусства — и литературного, и сценического, и музыкального, и изобразительного, и архитектурного. Во всех странах европейской культуры, не исключая СССР и США. Без единого персонального исключения!
            Это еще полбеды. Сравнение того, что явило европейское искусство в 20-70-х и в 80-90-х годах ХХ века, опять-таки складывается не в пользу двух последних десятилетий. Такое впечатление, будто корифеи Бронзового века высятся гигантскими памятниками (в том числе еще живыми) в миллионных толпах сегодняшних культуртрегеров. Неужели Бронзовый век, по всё той же античной традиции, сменился кошмарным Железным — преддверием светопреставления в искусстве, исчезновения культуры вообще? Если да, то почему? Ведь как бы ни относиться к современным творцам культуры, нельзя не признать, что среди них немало таких, кто ничуть не глупее, а главное — ничуть не менее талантлив, чем его предшественники из Золотого, Серебряного и Бронзового веков. Передо мной целых два варианта продолжения пушкинского «Евгения Онегина», формально ни строчкой не уступающих первоисточнику. Современные копии самых знаменитых полотен прошлого неотличимы от подлинников. Только что видел шедевр архитектуры, которому позавидовал бы любой классик. Но... это был киношный павильон, подлежащий разборке после съёмок.
            Так что же? Может быть, как писал один корифей Серебряного века, не вынесший ужасов Бронзового, «лицом к лицу лица не увидать — большое видится на расстояньи»? Может быть, со временем даже те наши современники, на творчество которых невозможно смотреть без слёз и смеха (отнюдь не катарсических), предстанут титанами конца ХХ века? Ведь считал же кто-то когда-то Пушкина просто мелким озорником по сравнению, скажем, с громадою Тредиаковского...
            А может быть, просто сказывается натура художника, которая, как известно, намного тоньше среднестатистической? Настоящий художник всегда смотрит дальше и видит больше, чем простой смертный. Что если художники намного раньше футурологов увидели-распознали приближающийся Закат Европы (от Сан-Франциско до Владивостока) и соответственно отреагировали на это апокалипсическое откровение своей эволюцией к Серебряному веку и далее? Современной футурологией досконально установлено, что человечеству не пережить ХХI века, если оно попытается продолжать прискорбные безобразия ХХ-го. В этом свете Железный век искусства действительно предстаёт как сумерки вовсе не богов перед надвигающейся ночью европейской культуры. Есть и еще одно объяснение. Оно сводится к тому, что во второй половине ХIХ века расплодилось слишком много корифеев (в кавычках и без) — по сравнению с первой половиной, не говоря уж о временах предшествующих. И у большинства из них исчезла малейшая надежда пробиться к своему читателю, зрителю, слушателю иначе как скандалом. Вот тогда-то и начались та самая «эстетизация пороков», то самое «заигрывание со злом», которые составили суть Декаданса и определили скатывание от Золотого века к Серебряному. Но милые шалости наших прадедов оказались сущими бодлеровскими цветочками (зла) по сравнению с генримиллеровскими тропикраковскими ягодками Бронзового века. В свою очередь, любой Барков минувших времён сгорел бы со стыда, читая, смотря и слыша то, что натворили его выродки в Железном веке. Иными словами, если во времена до Золотого века (включительно) культура четко разделялась по образу экономики на собственно культуру и «теневую», которую точнее было бы именовать антикультурой по её разрушительному воздействию на человечество, — то в Серебряном веке эта грань стала стираться, в Бронзовом исчезла совсем, а Железный явил собой поистине триумфальное шествие антикультуры, которая успешно загоняет в «тень» собственно культуру.
            Какой из вариантов объяснения вам больше нравится? И если никакой, то, может быть, предложите свой собственный? В том числе прямо противоположный: восхождение от шекспировско-пушкинских примитивов к более тонким материям Декаданса и далее к монбланам соцкапреализма и эверестам сегодняшнего видеоклиповизма?..

            Версия вторая.
            Какое бы объяснение вы ни предложили, нельзя не принять во внимание возможность трактовки происшедшего и происходящего в искусстве принципиально иначе. Так сказать, медленное не обязательно должно переходить в быстрое, или наоборот. Оно вполне может перейти в зелёное, затем в круглое, горячее и т.д. Прогресс это или регресс? Один наш легендарный полководец (не Чапаев) ответил на вопрос так: смотря какая бабель! Получая в своё время заслуженные двойки по диамату-истмату за незнание закона о переходе количества в качество, мы инстинктивно догадывались, что этот закон ничего, кроме пакости, человечеству не сулит.
            Но не подозревали, до какой степени.
            Сначала о количестве.
            Закономерное, при сложившихся тенденциях, превращение искусства в разновидность ремесла, где главное — не талант, а технология, где даже «звезду» любой величины делают по определённому алгоритму из практически любого материала, не могло не привести к соответствующим чисто количественным оргвыводам по части художественного творчества. Подумать только, Пушкин обрёл бессмертие за один-единственный том избранных сочинений! А Грибоедов — вообще всего за несколько страничек убористого текста. Если платить построчно — не то что на «Мерседес», на билет в метро не наберешь. А тем не менее всюду памятники. В школе учить наизусть заставляют... Да что там Пушкин, самые плодовитые литераторы прошлого, с полусотней томов за свою творческую жизнь, представляются сущими кунктаторами при возможностях современной технологии производства информации.
            Еще вчера, если жена не осложняла жизнь, писатель мог «выгонять» в сутки до печатного листа и более — столько романов в год, сколько удастся пробить через вражеско-редакторские заслоны. Поэт, конечно, вытворял чуть меньше, зато в рифму. Количество выступлений артиста за его трудодень зависело только от скорости автомашины из пункта «А» в пункт «Б». Рекорд композитора, по его собственному рапорту, составил ровно 159 шлягеров в год. Заметим, что если бы не требовалась исчезающая на глазах мелодия, вполне мог бы и 1590. Художник за полмесяца-месяц заканчивал полотно, равновеликое тому, на которое один из его предшественников затратил всю жизнь. Если заказывался абстракционизм, работа вообще требовала не недель, а часов. Наконец, архитектор, при любом, самом замысловатом заказе, уподоблялся тому студенту, который на вопрос, может ли он выучить китайский язык, отвечал: если сдавать завтра — не успею. Уточняю, что речь идёт не о халтуре, которая, как известно, вообще безразмерна во времени, а об обычных суровых буднях «среднестатистического» служителя муз. И здесь нет ни капли иронии — только общеизвестные факты. Казалось бы, чуть переиначивая классика, куда же боле?
            Ныне постепенно начинает проясняться, куда. И лучше бы не прояснялось. А теперь — о качестве (не в смысле «хуже-лучше», а в смысле «быстрое-круглое»).
            Глаз привык бездумно скользить мимо невразумительных словосочетаний птичьего жаргона наших обществоведов. Механизация, автоматизация, компьютеризация общественного производства... Казалось бы, какое отношение может иметь эта абракадабра к художественному творчеству? Оказывается, самое непосредственное.
            Много ли вы слышали в 90-х годах о литературных произведениях любого жанра как в России, так и в любой другой стране мира, которые бы производили такой же фурор среди читателей, как в более ранние времена? Задумывались ли, почему вдруг такое? Чем еще можно удивить в «бытовухе», «чернухе», «порнухе»? Даже во вроде бы бессмертных детективах и фантастике? Слышали ли о том, что подрастающее поколение лавинообразно, по нарастающей теряет былой интерес к беллетристике и начинает смотреть на своих предков с их любимой книгой в руках примерно как мы на древних шумеров с их глиняными кирпичиками, испещренными клинописью?
            И вот в этой ситуации появляется компьютер. Теоретически он может не только отформатировать текст, исправить грамматические ошибки безграмотного автора, вообще сделать всё, выпадавшее доныне на долю редактора, но и перебрать тысячи вариантов сюжета в поисках оптимального по заранее заданному критерию, оптимизировать по тому же критерию диалоги, завязку, кульминацию, развязку — всё, что сегодня делает ремесленник-автор и за что получает все мыслимые престижные премии. А в поэзии вдобавок еще и переберёт все мыслимые рифмы, сделав погоню за ними бессмысленной.
            Короче, писатель разом избавляется от всех привычных тягостей своего труда. Остаётся пустяк. Поделиться с читателями сенсационной идеей, ради которой все кинутся читать написанное, и проснуться утром знаменитостью. При этом не обязательно в форме традиционного романа, повести, рассказа, поэмы, стихотворения, пьесы. Пусть новая литература отличается от привычной сильнее, чем «Илиада» от первобытного мифа. Пусть это будет даже уже не литература в принятом смысле, а нечто качественно иное. Лишь бы привлекала читателя разумным, добрым, вечным, а не порнографией.
            Словом, дело за идеей (идеями). Коих пока ни в поле зрения, ни в перспективе нет как нет.
            Более трети века назад итальянский писатель-фантаст Лино Алдани изобрёл «Онирофильм» — своего рода гибрид телевизора и человека. Мозг и центральная нервная система его героев подключены к видеокассете таким образом, что человек на время просмотра как бы лично переживает происходящее на экране в роли одного из действующих лиц. Тогда казалось, что это — предел фантастики. Ныне это всего лишь один из скучнейших аспектов прикладной прогностики, шаг за шагом претворяющийся в жизнь в разного рода секретных лабораториях. Выяснилось, что сцена, экран могут вызывать у человека не только катарсис или антикатарсис (т.е. очищение или, напротив, помутнение души). Они в принципе могут сделать с ним всё что угодно, манипулировать сознанием и психикой человека по усмотрению манипулятора.
            Остаётся освободить кабинет в «Славянском базаре», поместить туда двух собеседников — желательно по фамилии Станиславский и Немирович-Данченко — и создать условия для их содержательной беседы по вопросу о том, каким быть сценическому искусству в его новом качестве. Наверное, более отличным от современного, нежели Художественный театр от ему предшествующих. А вот каким, — поживём — увидим.
            Сказанное полностью относится к музыкальному искусству. Музыка ХХ века полностью освоила искусство приводить человека в исступление. Расставшись со многими формами минувших веков — от оперы до симфонии — она подняла на недосягаемую прежде высоту одну из форм: песню-романс. В очень большом многообразии этого жанра. Сумеет ли музыка ХХI века освоить искусство одушевления человека в той же мере, что и исступления? Разовьёт ли еще какую-либо форму, кроме песенной? Ждем-с.
            Изобразительное искусство оказалось в тисках между художественной фотографией и тупиками абстракционизма. Назад возврата нету, потому что пытаться соперничать с фотоаппаратом — гиблое дело. Хорошо еще, что художники-фотографы не додумались пока до сюжетных работ. Но додумаются обязательно, и тогда традиционной живописи придётся самоутверждаться еще труднее, чем сегодня. Вперед по пути абстракционизма тоже далеко не уйдёшь, ибо соперничать с компьютерной графикой еще безнадежнее, чем с фотоаппаратом. Мне лично качественно новое изобразительное искусство видится в его прототипах — «живых картинах» и «движущихся скульптурах». Но не мне судить о будущем ребёнке, которого не мне зачинать.
            Наконец, архитектурному искусству предстоит помочь человечеству выбраться из тупиков урбанизации к единению с природой. Возможно, на этом пути исчезнет само понятие города, дома, жилья — по крайней мере, в привычном нам понимании. Что ж? На то архитектура и искусство, чтобы создавать новые образы Среды обитания человека.
            Как видим, современное состояние искусства во многом носит переходный характер, напоминает муки рождения чего-то невиданно нового. Пожелаем роженице счастливого разрешения отрадным ребёнком — будущей красой и гордостью человечества!

            Версия третья.
            В этом месте классики Золотого века обычно писали: история прекратила течение своё. Ибо при всём своём воображении не могли даже приблизительно предугадать тех художеств, которыми отличатся их антигерои в будущем. Будем надеяться, что версия, намного более огорчительная, чем обе предыдущих, просто не состоится, не имеет права состояться. А если и состоится, то станет намного отраднее вышеочерченных.
            Как именно? Есть ли соображения на сей счёт у читателей?..