Светлана БОЙКО

«ОН ЦЕНИТ ОДИНОЧЕСТВО ПРЕВЫШЕ ВСЕГО...»

Уединение и дружество в стихах Окуджавы

           Задумываясь о поэтическом мире песен Окуджавы, мы часто говорим о «первоэлементах человеческих ценностей» [1], из которых он слагается. Один из них в глазах многих слушателей претендовал на самое высокое значение. Это Союз взявшихся за руки, восходящий к пушкинскому мотиву: «Друзья мои, прекрасен наш союз!». В этой теме заложены и причастность человека к единству, и уважение к достоинству отдельной личности. «Поскольку лирическое «я» в мире Окуджавы свободно от амбициозного эгоцентризма, от самоутверждения за счёт других, то и идеал человеческой общности в этой системе — это не тоталитарная толпа, не стадо, а братство свободных единомышленников. Нагляднее всего это демонстрирует «Старинная студенческая песня» (1967)» [2].
           Беспрецедентна роль этой песни в КСП. «Поэтическая строчка Булата Окуджавы <...> сплачивала многих, часто звучала под сводами современных Дворцов спорта, на открытых эстрадах парков культуры, на громадных лесных полянах — везде, где проходили массовые праздники авторской песни» [3]. Примечательно значение песни для связи между «отцами» и «детьми», размышлениями о которой делится Л.А.Шилов: «Но вот молодёжь, следующее поколение, не ослеплённое нашими надеждами и не обременённое нашими разочарованиями, восприняла эту песню по-другому, сделала своим гимном на ежегодных слётах «Клуба самодеятельной песни», и те, кто видел и слышал, как её поют там тысячным хором, знают, насколько это впечатляющее зрелище» [4].
           Не удивительно, что люди «добавили» к полюбившейся песне свои чувства, как бы присвоили её. «Не забуду, какое это было всеобщее обожание и как мы все чуть ли не брались за руки на демонстрациях («возьмёмся за руки, друзья»). Шли под всевозможные танки, зная песенки наизусть» [5], — свидетельствует Людмила Петрушевская. Получилось, что для многих слушателей «Старинная студенческая» окрасила всё творчество Окуджавы. В их глазах он стал певцом Союза друзей. «В сущности он всю жизнь писал об одном — о «мы» и о «вы» как «мы», о тесном человеческом содружестве единомышленников и единочувствующих» [6], — под такой оценкой «Окуджавы-коллективиста» готовы подписаться многие.
           Думается, у представления об Окуджаве как о певце Союза друзей есть и основа биографическая. Многие мемуаристы свидетельствуют: поэт готов был прийти на помощь человеку, бескорыстно заступиться за других. Вот что они рассказывают. «<...> Молодой редактор переводной поэзии в издательстве «Молодая гвардия» Булат Окуджава, хорошо зная, в каком бедственном положении я очутилась (став «персоной нон грата», не подлежащей печатанию), нашёл возможность включить некоторые мои переводы в очередной сборник <...> чего это ему стоило тогда — знает только он сам», — это вспоминает Юнна Мориц [7]. Так же говорит «о Булате Окуджаве, некогда... поддержавшем меня в беде», поэт Глеб Горбовский [8]. Белла Ахмадулина дорожит своей сопричастностью к этому качеству: «Булат всегда просил не для себя и мне говорил: «Когда ты будешь просить за кого-то, можешь подписать: «Белла и Булат» [9].
           А главное, в личном общении проявлялась редкостная благосклонность поэта к людям. Он избегал разуверять, разочаровывать, напротив, стремился оправдать ожидания, потрафить. Так, Валентин Берестов вспоминает, как, долгое время теша себя мыслью, что «весёлый барабанщик — это я», он в 1994 году «осмелился всё это рассказать в Литературном музее на вечере в присутствии самого юбиляра. Как же я обрадовался, что он не стал опровергать моей догадки <...>» [10].
           Евгений Евтушенко помнит о приглашении — «Заходи, у меня есть джонджоли», — которое «сорок лет было кодом нашей дружбы» [11]. Восприятие Окуджавы как певца Союза друзей было не из тех дружеских ожиданий, которые можно было бы нарушить в общении. Однако поэзия отражает и другую грань личности поэта.
           Прочтём стихотворение «Да здравствует Великий Понедельник!..» [12], которое автор датировал 1977 годом. В нём поэт возносит шутливую хвалу пяти рабочим дням недели, которые даруют ему и труд, и праздность. Напротив, week-end внушает ужас герою стихотворения:

Неладна будь, Суббота дорогая,
покой мой уносящая в когтях,
меня без сожаленья обрекая
на болтовню о ценах и вождях!

           Воскресенье доводит до того, что полностью «святой огонь в душе моей затих», а виной тому — нашествие беспардонных гостей:

<...> и нет спасенья
от потных современников моих.

           Может показаться, что стихи надо воспринимать как шутку. Но сравним их с хорошо известной песней:

А умный в одиночестве гуляет кругами,
Он ценит одиночество превыше всего.

           Шуточность не отменяет очевидного: антитеза ума и глупости —это для поэта противопоставление одиночества — толпе:

Дураки обожают собираться в стаю...

           В позднем творчестве тема плодотворности одиночества и бесплодия коллективного бытия становится постоянной:

Разве прекрасное в шумной компании может родиться?
Там и мыслишки, внезапно родившейся, не уберечь <...> —

убеждён поэт. Внутренняя работа несовместима с обстановкой общения. Устремлённый к труду и духовным исканиям, герой бежит от людей. Поучение сыну состоит в том, чтобы идти только путём уединения:

Папочка твой не случайно сработал надёжный свой кокон.
Он состоит из дубовых дверей и зашторенных окон.
Он состоит из надменных замков и щеколд золотых...
Лица незванные с благоговением смотрят на них.

           Сколько раз повторяются в этих четырёх строках закрытость, отгораживание? Надёжный кокон: дубовые двери, зашторенные окна, надменные замки и золотые щеколды...
           Та же тема звучит в стихотворении «Вот комната эта — храни её Бог!..», где оживает пословица «мой дом — моя крепость». Комната поэта сравнивается с берлогой и храмом. Там он «просто слагает слова и слова», отъединившись от друзей и врагов, заблуждающихся и правых:

Пока вы возносите небу хвалу,
пока укоряете время,
меня приглашает фортуна к столу
нести своё сладкое бремя.

           Вот в чём видит призвание умудрённый жизнью: «нести своё сладкое бремя», излагать свои чувства, уединясь, отвернувшись от того, что «там, за окошком».
           Да, поздний Окуджава — певец уединения как единственно плодотворного состояния духа. Он достаточно воспринимает заповедь не сотвори себе кумира и не делает пожизненным фетишем сообщество людей, хотя бы и единомышленников. Это также можно подтвердить мемуарными свидетельствами о том, что Окуджава «вообще-то терпеть не мог разного рода коллективные мероприятия вроде хорового пения» [13], что он «ставил личное выше всего» [14]. Мотив «союза друзей» сменился темой «ухода в кокон».
           На выставке в Литературном музее, посвящённой Булату Окуджаве, можно было видеть небольшой лист бумаги, где его рукой написана одна строка:

Уединение прекрасно, а одиночество беда.

           Сравним её со словами, давшими название нашим заметкам. Дополняя друг друга, эти строчки приоткрывают дверь к великой теме Окуджавы: люди — человек — мир.