Наша редакция получает много писем от читателей. Большинство корреспондентов выражает нам благодарность за нашу работу. Это, не скроем, очень приятно. Получаем мы также различные материалы для опубликования на страницах журнала – такие письма нас более всего радуют. Но большой интерес вызывают и письма, где нашу работу критикуют, выражают несогласие с нашими публикациями. Такие письма мы анализируем, стремимся ответить автору; в случае несогласия с его позицией пытаемся разъяснить нашу точку зрения. Одно из таких критических писем прислал нам недавно один из наших постоянных читателей. Здравствуйте, уважаемый тов. Зайцев! С опозданием более чем на год взял в руки 100-й номер «Ваганта» (не моя и не ваша вина, что ныне так долог путь от Москвы до Украины). Как всегда, сперва прочитал всё подряд, потом перечитывал еще и еще, размышлял над новой информацией. Понравился почти весь номер. Из-за этого «почти» и родилось письмо. На обложке журнала разъяснение: научно-популярный. Вот об этом я и хочу с вами поговорить. На примере раздела «Листая старые страницы». Редакция взяла на себя благородную миссию – ознакомить народ с откликами прессы (в данном номере – иностранной) о жизни, творчестве (в данном номере – смерти) Владимира Семеновича. Учитывая, что все статьи номера – переводные, как раз хочу с Вами обсудить их перевод. Конечно, тот, кто готовил этот раздел к публикации, может мне объяснить, что он исходил из сложнейших научных принципов, мол, это тяжело, вам – дилетантам – не понять и т. д. (Что уже было в ответ на одно из моих писем в журнал). Но давайте разберем несколько фраз из опубликованных статей (в качестве источника буду указывать только название печатных органов): – «Тысячи русской молодежи свистели, улюлюкали и кричали «стыдно, стыдно, стыдно». («Русская жизнь»). – «Сильная личность, которую нельзя представить в наших тесных странах». («Революсьон»). – «Тысячи людей вновь рыдали на улицах». («Шпигель»). – «Можно было видеть и гроздья людей на крышах». («Драпо руж»). – «Он обрушился на глупость и посредственность. Из-за высокого мнения, которое он имел о предназначении жизни человека». («Юманите диманш»). – «Трубадур с поблекшей осанкой заклятого поэта». («Пулс»). – «Позволили маленькому мошеннику хвалиться своим братьям-сучкам, что он, будучи русским, мог бы, по его словам, легко стать папой римским, ибо там искали такого, как он». («Шпигель»). Не знаю, как с научной, а с точки зрения здравого смысла, без перевода еще одного – с русского на русский – ничего не поймешь. Навряд ли эту тарабарщину смогут объяснить сами переводчики (кстати, все они – анонимны; не думаю, что всё это «наворотил» сам публикатор.) Ну, можно еще догадаться, что, если дело было в Москве, то в толпе кричали не «стыдно», а «позор», что тысячи не «рыдали», а «скорбели» (рыдали, возможно, сотни). А вот что такое «братья-сучки» или «гроздья людей на крыше» – это сам Даль не объяснит. Подозреваю, что перевод осуществлен не литературный, а буквальный. Публикатор же (кажется, старший НАУЧНЫЙ сотрудник музея ВВ, в отличие от нас – затюканных провинциалов, которые рады любой новой информации о жизни и творчестве Владимира Семеновича) сам эти статьи, похоже, не читал. Как, возможно, и уважаемый редактор. Иначе не пропустили бы статьи, в которых стихи В.Высоцкого переведены дважды: сперва с русского на иностранный, а потом – переводчиком – снова на русский. Ну-ка, скажите, из какого стихотворения ВВ эти строки: | |
Ваши письма, друзья, как лодки, Пишите, друзья, никого не слушайте, Ваши письма могут разорвать, Но пишите, друзья мои, иначе я умру. («Шпигель»)? | |
Никакая теория перевода не сможет меня убедить, что была необходимость превращать чудесное произведение Владимира Семеновича «Ребята, напишите мне письмо» в подобную карикатуру. И таких «стихотворений» в этом разделе несколько. Еще одно замечание: авторы оригиналов допустили много ляпов, и это не удивительно – до сих подобное случается и с отечественными журналистами. Приведу некоторые из них: – В «Сирп я вазар» – «Он был одним из создателей театра на Таганке»; кроме того, указано, что ВВ сыграл роль Смердякова; – В «Жиче Варшавы» и «Революсьон» указано, что ВВ умер в 43 года, а в «Ньюсуик» – в 46 лет; – В «Юманите диманш» сообщается, что прижизненные диски были на 45 оборотов; – В «Драпо руж» – ВВ умер после трёхмесячного пребывания в больнице. И т. п., и т. д. Мало нам своих легенд... А народ-то верит... А ведь достаточно было в таких случаях публикатору прокомментировать ошибку с точки зрения современных знаний. Конечно, это необходимо. А теперь, уважаемый редактор, давайте подведем итоги. 1) Мне очень хочется, чтобы уровень «Ваганта» был высоким, а сам журнал – именно научно-популярным; признайтесь, тяжело достигнуть этого при тираже 1000 экз. Рынок стран СНГ Вами потерян, хотя многие были бы ему рады – журналу. 2) Чтобы Ваш и наш журнал был действительно научным, каждую статью нужно подвергать экспертизе, даже если ее дают научные сотрудники. 3) Чтобы расширить рынок, печатайте больше материалов из глубинки, не теряйте связь с народом. С уважением и наилучшими пожеланиями, | |
Леонид Никитович Фурман. г.Хмельницкий, Украина | |
Мы предложили ответить на вопросы, поднятые в письме читателя, ведущему рубрики «Листая старые страницы» Вадиму Анатольевичу Дузь Крятченко. Уважаемый Леонид Никитович! Ознакомившись с Вашей оценкой содержания рубрики, которую я постоянно веду в журнале, решил ответить на его страницах, памятуя о том самом благоприятном впечатлении, которое у меня осталось от нашей непродолжительной переписки. И если у столь хорошо знающего предмет любителя и исследователя творчества поэта, каким Вы мне показались, возникли серьёзные претензии к моей работе, то, вероятно, действительно стоит дать разъяснения публично. Начну с вопроса о содержании приводимых публикаций и комментариях к ним. Не сомневаюсь, что наш журнал Вы читаете очень давно и можете подтвердить, что в первые годы существования рубрики «Листая старые страницы» я действительно старался по возможности исправить каждую, пусть и мелкую, ошибку публикаторов. Постепенно, однако – по мере выхода всё новых книг о Высоцком и роста информированности читателей – я пришёл к убеждению, что указывать надо лишь на те ошибки, которые могут оказаться для читателей неочевидными. Ну в самом деле, не показалось ли бы Вам глупым, если бы я в своем материале через каждые полстраницы давал сноску: Высоцкий умер на самом деле в 42 с половиной, а не в 43 года, не в 46 лет? Кто же в наше время этого не знает? Неоднократно публиковались материалы о последнем годе жизни Высоцкого и ролях, сыгранных им в театре и кино. Зачем мне считать читателя заведомо безнадёжно глупым, готовым поверить во что угодно, лишь бы было напечатано? Кроме того, общее объяснение к публикации откликов на смерть поэта я дал в предисловии – в №4-6 за 1997 год. Приведу его фрагмент: «Целью этого обзора является не дать читателю какую-либо новую информацию – ибо большинство откликов писалось второпях и далеко не всегда достаточно компетентными людьми, а постараться передать отношение мирового сообщества к факту смерти, к тому, как прошли похороны, и первые торопливые попытки осмысления роли и места Высоцкого в жизни и культуре своей страны и мира.» Допускаю, Леонид Никитович, что Вам в руки этот номер журнала не попал, но, согласитесь, те проблемы украинских читателей нашего журнала, о которых Вы пишете – не моя вина, и исходил я из того, что читатели рубрики с этим объяснением знакомы, поскольку читают материал в том порядке, в каком я его составил. Теперь к проблеме переводов. Прежде всего хочу сказать, что я вовсе не собираюсь скрываться за спинами анонимных переводчиков. Да, конечно, большинство материалов было переведено нашими добровольными помощниками, в разной степени владеющими тем или иным языком. Однако, насколько я могу судить, в абсолютном большинстве своем переводчики справились с основным моим требованием: переводить максимально близко к тексту оригинала, не пытаясь его улучшить. Встречавшиеся шероховатости перевода я пытался сгладить по мере возможности, зачастую самостоятельно сверяя перевод с оригиналом с помощью словаря. Может, не везде это удалось. Но Вы явно не учитываете: не всегда шероховатости – вина переводчика или моя; далеко не все журналисты – «златоусты», что подчёркивает уже Ваша, Леонид Никитович, довольно забавная ошибка. Я не виню Вас в том, что, проживая в провинциальном городе, Вы недостаточно знаете прессу Русского Зарубежья – и в крупнейших библиотеках Москвы с нею можно ознакомиться лишь в весьма малой степени, но... Факт остаётся фактом: свои примеры неудачного перевода Вы начали с отрывка публикации, взятой из газеты «Русская жизнь». Газета эта издается уже несколько десятилетий в Сан-Франциско... на русском языке, и текст мною дословно приведен по оригиналу, так что, в частности, крики «Стыдно!» «наворотил» именно автор. Могу Вас заверить, что и в «Шпигеле» именно автор утверждал, что тысячи людей рыдали – и я не намерен этого исправлять, а давать сноску, как Вы предлагаете: «Нет, уважаемые читатели, эти тысячи не рыдали, а лишь скорбели», – попробуйте сами со стороны оценить, как нелепо это звучит. Вообще довольно очевидно, по-моему, что рубрика, которую я веду, скорее ознакомительная, если хотите – скорее популярная, чем научная. Такой задумывалась, такой была всегда. Стоит ли уподобляться критикам, в своё время истоптавшим мюзикл «Опасные гастроли» за то, что он не дотягивал до драмы? Произведение судят по законам жанра. А если кто-то – Вы, например, – захочет написать обобщающий научный обзор на основе каких-то материалов этой рубрики, редакция будет это только приветствовать. Но это будет уже другой материал, другой жанр, а от журналистских публикаций столь же продуктивно требовать научности, как от кандидатской диссертации по математике – художественности. Вернёмся к примерам переводов. Вам непонятно выражение «братья-сучки», которым переводчик постарался передать оригинальное немецкое просторечие? А строки «А ведь всё-тки он жалеет меня,// Всё-тки ходит, всё-тки дышит, сучок!» из блистательной «Баллады о генеральской дочери» Александра Галича Вы тоже считаете написанными не по-русски? И снова простите, но выражение «гроздья людей на крыше» мне также нравится и кажется весьма образным. Наверно, кто-то согласится не со мной, а с Вами, но я знаю и обратные примеры, что означает лишь, что мнения могут быть диаметрально противоположными и всем угодить невозможно. Но вот с чем я в Вашем письме абсолютно не согласен, так это с разделом, где речь идёт об обратных переводах произведений Высоцкого. Для меня такой подход – не случайность, не небрежность, а принципиальная позиция. Мне лично всегда было интересно, как именно переводчик передал мысль автора. И может быть, Вы изменили бы свое мнение, если бы послушали отзывы читателей после выхода несколько лет назад Приложения к «Ваганту», где я собрал переводы стихотворения «Мой Гамлет». Тогда из-за недостатка места мы ограничились собственно переводами – и все, кого это заинтересовало, сетовали: «А вот если бы рядом ещё дать обратный подстрочник! Как бы это было интересно!». Мне говорили это разные люди – от рядовых любителей творчества Высоцкого до профессора МГУ. И их вовсе не смущало, что эти подстрочники представляли бы собой отнюдь не поэтический шедевр, каким является оригинальное стихотворение. О том, что все поэтические цитаты в публикациях представляют собой дословный обратный перевод, я предупредил читателей в том же номере «Ваганта», который уже цитировал (на с. 90) и который, похоже, Вы не читали. Но пусть даже и не читали, я не понимаю: к чему такое возмущение? Ну, привёл бы я четыре строки оригинала – что нового читатель извлёк бы для себя? Уверяю Вас, Леонид Никитович, очень многие читатели, как и мы с Вами, смогут, не задумываясь, процитировать оригинал наизусть. А вот возможность увидеть работу переводчика, его восприятие слова Высоцкого – разве в этом не видится Вам тот самый элемент научности, за который Вы ратуете? Теперь несколько слов об итогах, как Вы их подвели. Удивительно, что приходится объяснять, что слово «популярный» имеет два значения: 1) широко известный, знаменитый; 2) доступный, понятный – и в словосочетание «научно-популярный» оно входит именно во втором значении (то есть: научный, но изложенный доступно). Поэтому тираж журнала значения в данном случае не имеет. Формулировка «потери рынка стран СНГ» не представляется корректной, поскольку редакция никогда не ставила задачи его завоевания. Рассылка за пределы России прекратилась несколько лет назад ввиду резкого роста почтовых тарифов. Снижения их в обозримом будущем очевидно не предвидится. Тем не менее, как показывает Ваш пример, тот, кто хочет получать журнал – его получает, то есть свой читатель у журнала есть, а это главное. Экспертиза в высоцковедении – вещь очень ненадёжная, ибо критерии ещё не очень устоялись и слишком велика опасность субъективизма, так что меньшим из зол представляется предоставление возможности высказаться всем желающим – и их оппонентам. Что же касается «материалов из глубинки», то редакция их довольно охотно печатает. Думаю, что здесь инициатива должна исходить от Вас. Только вот хочется высказать одно замечание по стилю письма. Стоит ли использовать в общении такие оценки как, скажем, «тарабарщина»? И почему-то должность моя в музее постоянно упоминается Вами с таким нажимом, что отчетливо чувствуется: вас словосочетание «старший научный сотрудник» почему-то сильно раздражает. Подозреваю, что причиной является раздражение по поводу упомянутого в приведенном выше письме ответа в журнале на одно из Ваших предыдущих писем. Хотелось бы Вам посоветовать не давать этому раздражению воли, даже если ответ и был на самом деле не на 100% корректным. Я верю, что для Вас самым важным является наше общее дело, а не самолюбие, и значит нам лучше сотрудничать, а не конфликтовать. Надеюсь, что в следующем Вашем письме в редакцию придет исследовательская статья о творчестве Высоцкого, которая и будет выражением «связи с народом», чего весь наш коллектив глубоко желает. С уважением | |
старший научный сотрудник Гос. культурного центра-музея В.С.Высоцкого Вадим Анатольевич Дузь-Крятченко. |
Научно-популярный журнал «ВАГАНТ-МОСКВА» 1999