«ДВОЮРОДНЫЙ ВОЛОДЬКИН БРАТ»

           В конце 1999 года любители творчества В.С.Высоцкого, его биографы, исследователи-высоцковеды (есть теперь и такие) и вообще читающая публика получили особый подарок — книгу А.Б.Утевского «На Большом Каретном».
           В отличие от книг многих авторов, отечественных и зарубежных, именитых и не очень, чаще всего встречавшихся с Владимиром Семёновичем лишь мельком, «шапочно» или из зрительного зала, а то и не встречавшихся вовсе, но тем не менее исписавших горы бумаги об этих несостоявшихся встречах да и много ещё о чём, чего не было да и быть не могло, — книгу Анатолия Утевского отличает искренность, подлинность фактов, образная точность.
           Да и как может быть иначе: Ведь Анатолий Утевский жил в том же доме 15 по Большому Каретному переулку в то же время, что и Владимир Высоцкий, только тремя этажами выше, учился в той же 186-й мужской средней школе, только двумя классами старше. Именно Толя, Талян (я имею право его так называть, потому что дружу с ним с тех самых пор, с пятидесятых годов, по сегодняшний день) Утевский ввёл Володю Высоцкого в компанию своих друзей, признанным лидером которой был Лёва Кочарян, человек во всех отношениях замечательный, уникальный. Кстати сказать, именно с лёгкой руки Анатолия Утевского состоялось знакомство Левона Кочаряна с Инной Крижевской, жившей этажом ниже Таляна и вскоре ставшей Инной Кочарян.
           В общем, читателю предстоит увлекательное путешествие в пятидесятые-семидесятые годы и даже ещё дальше, в «историческое далеко» — в двадцатые-тридцатые: Анатолий Утевский, рассказывая о Володе Высоцком, размышляя о перипетиях его жизни и судьбы, знакомит нас с другими уникальными обитателями Большого Каретного, увлекательно повествует и о своих родителях: маме — известной актрисе немого кино, отце — одном из основоположников советской юридической науки, ученике великого русского юриста А.Ф.Кони. Володя многократно общался с Утевским-старшим, многое познав, осознав, определив для себя.
           Володя и Талян были настолько близки, несмотря на разницу в возрасте, что в школе их считали братьями: «Талян — двоюродный Володькин брат».
           Многое можно было бы написать о книге А.Б.Утевского — ведь это рассказ не только свидетеля, но и непосредственного участника жизни Владимира Семёновича Высоцкого. Оттого и рассказ его оригинальный, честный, по-настоящему художественный. И этим выгодно отличается от многих других.

Владимир Акимов

А.Утевский. На Большом Каретном М.: «Полиграфресурсы», 1999. 160 с.

          Предлагаем нашим читателям отрывки из этой книги:

          ...Навсегда запомнился тот день, когда я получил удостоверение в Московском уголовном розыске (куда меня направили на работу после окончания МГУ). Там было сказано, что я — сотрудник МУРа, и меня переполняла гордость.
          ...Через полгода мне выдали оружие (впервые в жизни!): собственный пистолет Макарова — чёрный, блестящий, тяжёлый, с двумя обоймами и кобурой. И, конечно же, я показал оружие Володе. Он, как и я, долго вертел его в руках, разглядывал, ощупывал, взвешивал на ладони. А потом была написана песня «Большой Каретный», и Володя сказал, что посвятил её мне. Об этом знали все наши друзья.
          С этим посвящением впоследствии вышло досадное недоразумение. Когда появился двухтомник Владимира Высоцкого (Москва, издательство «Художественная литература», 1991, с.639), я обнаружил, в нём одну неточность. А именно: стихотворение «Большой Каретный» почему-то предваряется строкой: Левону Кочаряну. Отец Володи, Семён Владимирович Высоцкий, занимавшийся изданием двухтомника, потом с сожалением говорил мне, что вкралась ошибка (которая впоследствии стала кочевать и по другим изданиям). Пора, наконец, прояснить ситуацию.
          Дело в том, что про Большой Каретный Высоцким было написано две песни. Первая называлась (по рассказам и записям Володи) «Где твои семнадцать лет?» и была посвящена мне. Инна Кочарян вспоминает: «Талян тогда уже в МУРе работал, и у него был свой законный пистолет... Был пистолет и у Семёна Владимировича, его ствол был залит баббитом, и Володя с ним играл. Пистолет и у Гладкова был, и у Скорина, все они тогда работали в милиции, но эта песня была посвящена Утевскому. И только ему. Он тогда уже здесь не жил. «Нет-нет, да по Каретному пройдёшь...» Володя просто подарил ему эту песню. Песен тогда ещё было очень мало, поэтому каждая запоминалась» (Кочарян И. В сб.: Живая жизнь. Московский рабочий, 1988. С.90-91.).

БОЛЬШОЙ КАРЕТНЫЙ

          Вторая песня, названная Володей «Второй Большой Каретный», действительно была посвящена Левону Кочаряну. А отнюдь не Жоре Епифанцеву (об этом большом человеке расскажу ниже) и его квартире — это ещё одно распространённое заблуждение. Слова этой песни ярко свидетельствуют о том, что речь идёт о доме Кочарянов на Большом Каретном.

ВТОРОЙ БОЛЬШОЙ КАРЕТНЫЙ

Первые импровизации В.Высоцкого на семейном торжестве в квартире Утевских на Большом Каретном (1965).

          ...А свой чёрный пистолет я так ни разу и не применил, несмотря на то, что участвовал во многих операциях по поиску и задержанию преступников, неоднократно сидел в засадах. Но время было такое, что за каждый выстрел надо было отвечать головой. Пистолет был скорее символом моей профессии, неким намёком на опасность, на экстремальную ситуацию, в которой я мог очутиться. А что касается «семнадцати бед»... Беды были наши общие и, по сути, сводились к каким-то переживаниям юношеской любви, спорам с домашними, к каким-то милым сердцу пустякам, казавшимся тогда проблемами глобального значения. Но настоящие, с большой буквы — поджидали впереди. А пока — Володя был занят учёбой...

Владимир Высоцкий в Калининграде (18-22 июня 1980).

          ...Мне хочется отметить романтическую сторону симпатии Высоцкого к работникам милиции, особенно к уголовному розыску. Он был убеждён, что в этой службе — только отчаянные, бесстрашные, смелые люди, настоящие профессионалы. И я могу совершенно официально, на правах друга, заявить, что Володя до конца своей жизни пронёс любовь именно к оперативной работе. Неудивительно, поскольку Володя дружил с моими и Лёвы Кочаряна товарищами, работавшими на Петровке, 38 — Аркадием Вайнером, Борисом Скориным, Юрием Гладковым. Он увлекался детективами — как книжными, так и живыми. Володя был без ума от моих рассказов о легендарных сыскарях угрозыска. Особенно он любил слушать истории о моём друге, талантливом сыщике, работавшем в то время в МУРе — Викторе Тихоненко. Он был (и есть) одним из самых знаменитых сыщиков в стране, раскрывшим целый ряд сложнейших, запутанных и замаскированных преступлений. О нём даже было написано несколько художественных книг. В прессе его называли не иначе как «Мегрэ с Петровки, 38». Когда Володя встречался у меня с Виктором, он буквально «пытал» его, «вытаскивая» из него подробности раскрытых им дел. Устоять перед Володей было невозможно, будь ты хоть трижды хМУР и неразговорчив (как Виктор Тихоненко)!..
          Помнится, Володя говорил: «Ну почему о знаменитом МУРе никто не пишет стихи?» Я ответил, что это не то учреждение, чтобы прославлять его поэтической строкой. МУР — дело ответственное, рискованное, тут не до сентиментальности.
          Как-то вечером Володя сказал мне: «Садись на диван, в уголок, обопрись на подушечку и слушай...»

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЛЕЙТЕНАНТА МИЛИЦИИ
В РЕСТОРАНЕ «БЕРЛИН»

***

          Начиналась новая эпоха — «без Высоцкого». И началась она до обидного рано, ведь Володя ушёл на взлёте. Он не долюбил, не доиграл, не допел...
          И всё же, если бы жив был Володя, о чём бы он спел? Наверняка — об афганской войне и кавказских конфликтах, об агрессии НАТО в Югославии... Он откликнулся бы и на события в Чернобыле, воспев подвиг ликвидаторов — чем не тема для песни «Спасите наши души-2»?.. Конечно, невозможно было бы пройти и мимо отдельных незаурядных личностей, политических и иных. Чего бы стоила, например, зарисовка «Про Монику и Билла»! А наша безгорестная Дума — разве не кладезь тем для поэта?!
          О чём бы ни пел сегодня Владимир Высоцкий, ясно одно: его поэтический дар пришёлся бы сейчас очень кстати. И был бы в его песнях такой же надрыв и щемящая душевная тоска...
          Уверен и в другом. Будь Володя сейчас с нами, он не ударился бы в сладостную муть воспоминаний и укоров в ошибках тех, кто столь рьяно досаждал ему. Он жил бы настоящим, говорил о том, что волнует, тревожит, вызывает гражданскую боль.
          Впрочем, стоп. Рассуждать об этом — всё равно что фантазировать на тему: «если бы Дантес промахнулся». И каким бы тогда был у этой книги постскриптум?..
          P.S. Однажды поздним вечером Володя приехал ко мне и предложил навестить Большой Каретный. «Что, в юность потянуло?», — пошутил я, усаживаясь в его машину. Он не ответил, но рванул её так, что почувствовалась вся сила его «железного мустанга». Но мы решили бросить машину и пройтись по тихой улице пешком — мимо «Эрмитажа» и знакомых до мелочей подворотен, гулко отзывавшихся на наши шаги. Засунув руки в карманы плаща, Володя смотрел на редкие ночные огоньки дома, потом тронул дверь парадного... Из него выскользнула кошка и без страха потёрлась о штанину поэта. «Вот и всё. Поехали», — сказал Володя. Потом мы сидели на кухне его знаменитой квартиры на Малой Грузинской, он готовил чай, тщательно смешивая из различных баночек состав заварки. Баночек этих, с самыми экзотическими названиями, было превеликое множество — он привозил их из разных стран и трогать не разрешал. Чай у Володи получался восхитительным, с каким-то удивительным ароматом, а цвет напоминал старинное рубиновое стекло...
          Я с грустью думаю о безвозвратности и скоротечности времени, оборвавшего струну его жизни. Дописывая книгу, не могу избавиться от наваждения. Представилось, что сейчас позвонит мне Володя и скажет: «Толянчик, приезжай, у меня есть прекрасный чай!..» Я тут же приеду, ведь до него мне — пять минут.

Москва, 1999 год.