|
Уважаемые господа!
Во 2-м выпуске альманаха вы перепечатали мою публикацию «Галич и Высоцкий», опубликованную в нью-йоркской газете «Новое русское слово» 31 октября 1997 г.
Я благодарен вам за то, что вы нашли возможность познакомить меня с «Послесловием редакции альманаха «Мир Высоцкого» ещё до выхода в свет самого альманаха. Досадно, конечно, что вы отказались опубликовать мой ответ вам, так что мне приходится использовать приём советских времён, когда ответ на полемическую статью в «Литературке» публиковался иной раз в «Литературной России» или «Огоньке».
Впрочем, беда небольшая. Журнал «Вагант-Москва» читают те же люди, что и альманах «Мир Высоцкого».
Вы поступили очень разумно, опубликовав рядом мою статью и ваше «Послесловие» (с.426-431 и 432-436, соответственно). Я-то хорошо помню, что написал, а от читателей требовать дословного запоминания своих статей было бы, по меньшей мере, нахально. А так, имея рядом обе публикации, всякий может их сравнить и увидеть откровенные передёргивания.
Думаете, чересчур резко сказано? Давайте почитаем вместе. Вот у вас сказано на с.432: «Нам... кажется спорным утверждение о том..., что к 1961 году «в активе Галича были уже... и серьёзные песни». Слова, заключённые в кавычки, действительно принадлежат мне, но на самом-то деле у меня сказано не так! «Когда Высоцкий ещё только начинал, в активе Галича были уже и пьеса «Матросская тишина», и серьёзные песни» — вот как было сказано в статье (с.427).
Где вы, интересно, нашли в моём тексте 1961 год? И можно ли начало творчества поэта описывать одной датой, как Куликовскую битву? Существует понятие «раннее творчество Высоцкого». Этот период охватывает определённый временной промежуток и, разумеется, одним годом он не исчерпывается.
Читаем «Послесловие» дальше. «Упоминание М.Шемякиным об одних неудачно прошедших... гастролях Галича в Израиле не может, по нашему мнению, свидетельствовать о низкой его популярности на Западе», — читаем на с.433.
В моей статье сказано было следующее. «М.Шемякин рассказывал мне о трёх концертах Галича в Париже: «На первом был полный зал. На втором половина мест пустовала. А на третьем зал был заполнен едва ли на четверть» (с.430).
Я понимаю, господа, что кое-кто в России очень боится еврейского экспансионизма, но всё-таки Париж пока ещё находится не в Израиле, а во Франции. Прошу поверить мне на слово, я проверял.
Впрочем, может быть, мы имеем дело не с передёргиванием, а с элементарной невнимательностью. Ведь не заметили же вы крайне неприятную для меня опечатку. Говоря о новосибирском фестивале бардов 1968 года, я написал, что Высоцкий туда не ездил, а лишь послал участникам приветственную телеграмму. К сожалению, при публикации слово «фестиваль» оказалось почему-то замененным на «спектакль», что в данном контексте звучит откровенно издевательски (с.428). Именно за этот «спектакль» я ожидал немало резких слов. Но обошлось, никто даже не заметил.
Не могу обойти молчанием и ваше утверждение, что Галич на Западе был весьма популярен, «и это общеизвестно» (с.433). Но вот тому же Шемякину это не известно, многим образованным эмигрантам из России, живущим ныне в США, Канаде, Франции, с которыми я разговаривал, — тоже. Мы их как — за скобки вынесем? Или всё же признаем, что не всё так уж «общеизвестно», и приведём доказательства?
И давайте уж заодно разберёмся с понятием «популярность на Западе». (Полагаю, что десять лет, проведенных в Северной Америке, дают мне основание высказать мнение по этому вопросу). Одно дело — популярность среди соотечественников, другое — среди коренного населения. Последнего из наших поэтов достигли, пожалуй, лишь И.Бродский, Е.Евтушенко и, в какой-то мере, А.Вознесенский. И то — популярность лишь в академических, университетских кругах. Простой же американец о Бродском и слыхом не слыхивал.
И Высоцкий, и Галич интересовали образованную часть западной публики практически исключительно как некие общественно-политические явления, а вовсе не как поэты. В.Коротич сказал мне прямо: «Французы поэзией Высоцкого не интересовались». На моё же замечание, что у Высоцкого были во Франции сольные выступления, ответил так: «Да, были, но мы смотрели в зал и видели: вон там Вика Некрасов сидит, а там — ещё кто-то из наших. Приходила эмигрантская публика, которая всё это с удовольствием слушала. По сути, это не очень отличалось от его концертов в Москве».
А ведь Высоцкий был поэтом, а не диссидентом! К диссидентам же интерес угасал мгновенно, как только те пересекали государственную границу СССР. Они могли рассчитывать лишь на публикации в издаваемых на деньги ЦРУ эмигрантских изданиях. (О том, что это было действительно так, я с некоторым удивлением узнал из статьи вдовы А.Синявского М.Розановой, копию которой она мне недавно прислала. См. ж-л «Знамя», 1997 г., № 9, с.174-177). Так, Галича много печатал В.Максимов в «Континенте», но может ли сей факт свидетельствовать о популярности его на Западе?
В своей публикации в «Новом русском слове» я приводил слова М.Шемякина о том, что Высоцкий, получив во время концерта в Париже записку из зала, сообщавшую о трагической смерти Галича, на неё не ответил. Вы полагаете, что он и не мог ничего сказать, поскольку «он вынужден был соблюдать установленную самому себе грань». Возможно, вы правы, а возможно, и нет. На мой взгляд, сказать обычные слова соболезнования семье покойного мог. Всё же не Гитлер умер, не Пол Пот. Так что, видимо, просто не захотел, не чувствовал скорби в душе.
Моя статья «Галич и Высоцкий» отнюдь не без изъянов, вы правы. Так, я позабыл упомянуть свидетельство И.Шевцова о встрече двух поэтов в 1969-1970 гг. Я был не прав, утверждая, что до эмиграции Галич не бывал за рубежом (тут меня справедливо поправил один из читателей «Нового русского слова»). Согласен я с вами и в том, что отношения Галича и Высоцкого следует рассматривать в эволюции. Проблема тут в том, что материалов для такого подхода явно не хватает.
Кое-что, впрочем, есть, и это «кое-что» позволяет полностью опровергнуть ваше заявление о том, что не опубликованы отрицательные отзывы Галича о Высоцком. Тут вы, господа, глубоко не правы.
В хранящейся в фондах ГКЦМ Высоцкого книге «Русские», написанной американским журналистом Х.Смитом, есть глава «Архипелаг неофициальной культуры». Несколько страниц главы посвящены А.Галичу. Автор сначала сообщает, что знаком с Галичем лично, а потом пишет следующее: «Падение Галича началось с вечеринки в декабре 1971 года, на которой он даже не пел. По словам Галича, Высоцкий пел его песни на свадьбе молодого актёра Ивана Дыховичного, женившегося на Ольге Полянской, дочери члена Политбюро Дмитрия Полянского. Полянский, имеющий репутацию консерватора, усмехнулся, слушая песни Высоцкого, но пришёл в ярость, услыхав острые сатиры Галича...
По словам Галича, Полянский в тот же вечер позвонил Петру Демичеву, главному партийному надзирателю за культурой, и через десять дней, 29 декабря, Галич был исключён из Союза писателей за пропаганду сионизма, поощрение эмиграции в Израиль и отказ осудить издание своих песен на Западе». (Цит. по кн. «The Russians» by Hedrick Smith. New York, 1976, pp.415-416).
Да, строго говоря, это не «отрицательный отзыв»... Это — серьёзнейшее обвинение! В лучшем случае, в глупости (в самом деле, нужно быть очень крупным идиотом, чтобы исполнять песни Галича в присутствии члена Политбюро). В худшем — в предательстве.
Вряд ли так это было на самом деле. Из всех песен Галича Высоцкий исполнял лишь одну, да и ту — задолго до 1971 года. (Или, если воспользоваться вашим определением, таких фонограмм «не найдено»). Проверить, впрочем, можно, достаточно будет разыскать И.Дыховичного и задать ему этот вопрос. (Как сказал мне однажды В.Смехов, на свадьбу пускали по специальным пропускам, и из всей «Таганки» присутствовал лишь один Высоцкий). От себя же добавлю, что музейные материалы надо не только хранить, но и изучать.
С уважением,
|
