Прочёл в «Ваганте-Москва» (№ 10-12,2000) интервью со Столярами и эссе Л.Аннинского о них. И понимаю: что-то во мне протестует. Стал разбираться — и вот к какому выводу пришёл: нельзя «ветрами времени» извинять ликвидаторское отношение к классике. Я — к сведению Михаила Столяра — не просто возражаю против «утроенного темпа» в исполнении Моцарта — я этим возмущаюсь. Потому что чувствую себя оскорблённым.
Вообще, такое отношение к классике нынче — явление повальное. В театре, в кино, в живописи, в архитектуре, в литературе. А теперь вот добрались и до авторской песни. В результате чего меняется её органический смысл, то, ради чего она была «изобретена», — её задушевность, её доверительность.
Я действительно не готов понять, зачем нужен модернизированный Бах — что, истинный Бах плох, что ли? Не пойму, почему нынче про всё — в том числе и про любовь — поют под барабан (Б.Окуджава и своего «Барабанщика» пел без барабана — и получалось!). Везде — бум! бум! бум! Песня, которая по содержанию вроде бы романс, — нет, всё равно бум! бум! бум! — почти без исключений. И — кричат, а не поют. По-моему, в итоге выходит имитация чувств. Если недоступны нюансы, тонкости, лирика, тихая грусть — тогда разве что примитивные чувства доступны. И начинаешь задаваться вопросом: а может быть, эти авторы, пекущие свои шумные опусы (о текстах читай памфлет вагантовского «оборзевателя» Владимира Качана), просто и не способны на глубокие чувства, ведь бывает такое — то ли по психофизиологическим причинам (избыток рационализма), то ли из-за невоспитанности чувств (бывает ещё чаще), то ли из-за банального прагматизма («не модно», «не пойдёт», «не придут», «провалимся», «не угодим»). По-моему, не нужно подыгрывать пустоголовым и пустосердечным. Но — сплошь и рядом подыгрывают.
Очень может быть, что здесь есть существенная причина: утолить свой комплекс неполноценности, компенсировать дефицит чувств — ну, скажем, «энергией». Отсюда — все эти децибелы, культ ударников и ударов по рецепторам, утроение нормального темпа и много чего ещё, что свойственно музыкальному масскульту (иначе можно сказать — современной эстраде, хотя тут есть неточность словоупотребления: эстрада бывает всякой, иногда и приличной). Компенсация — вместо совершенствования: такая установка точь-в-точь по резьбе американского, вообще западного, менталитета. Поразить! Удивить! Оглушить! Обратить на себя внимание! Выпендриться! Стать знаменитым! Первенствовать! Попасть в книгу Гиннеса!..
Честное слово, друзья, я не понимаю (это не риторический приём — право, не понимаю), почему надо модернизировать Окуджаву. Я слышал в Театре на Таганке Межевича — и был весьма благодарен, что исполнитель сохранил ауру окуджавских песен, их неординарность, их доверительность. Их нравственность, в конце концов: ведь она не только в текстах или в музыке — и в манере исполнения.
Авторская песня не потому доверительная, что рождалась у костра и на кухне (а не на эстраде). Она потому пришлась и у костра, и на кухне, что доверительная. Это не случайная, не второстепенная её особенность. Это и есть её энергетика. Без шума, спокойно, никаких истерик. Недаром же говорят, спокойствие есть синоним мужественности. И очень важно быть адекватным жанру, темпераменту, нравственности авторской песни. Опыт свидетельствует: никакой помехой адекватности не стало и концертное исполнение песен этого жанра. И на концертах как бы присутствует воспоминание о костре и кухне. И залы заполняют прежде всего те, кто их пел и слушал когда-то в походе или на домашних вечеринках и кухонных посиделках, — а вслед за ними их дети, теперь и их внуки, т.е. те, кто не путает концерт Городницкого с концертом Киркорова.
Кстати сказать, и в эстраде нашей были своего рода аналоги, были певцы «тихого голоса». Вспомним хотя бы Бернеса, Утёсова... Чуткий артистизм — не помеха при обращении к Окуджаве, Визбору или Вере Матвеевой. И жанр «театра песни» сам по себе тут тоже не помеха. Если проявлен вкус. Если не рвать страсти. Если отвергнуть площадную манеру. Попробуйте-ка под барабан: «Враги сожгли родную хату...»
Могут меня заклеймить словом «старомодный». Я не обижусь. Наоборот — задумаюсь: а достоин ли я этого определения? Всё чаще это слово звучит как комплимент. Как знак качества. Слава Богу, всё чаще!
|