20 октября 1989 года еженедельник "Литературная Россия" напечатал беседу И.Шестаковой с В.Высоцким в январе 1980 года в Театре на Таганке. Статья называлась "Пою всегда, будто последний раз..."
Тогда нас насторожил текст интервью - иногда несвойственный Высоцкому слог, непоследовательность выражений - причем некоторые вызвали даже сомнения в их авторстве.
Главной же неожиданностью оказалась странная, мягко говоря, позиция гуманиста Высоцкого, когда его, судя по публикации, якобы спрашивают о росте правонарушений в стране, а он хлестко так отвечает "на этот счет" о терроризме, что надо "давить, если уверен".
Процитируем эту часть публикации.
"КОРР. Последнее время в стране наблюдается рост правонарушений. Что вы думаете на этот счет?
В.В. Теперь очень интересно и важно исследовать эту тему, как вообще нужно обращаться с террором. Таким же точно способом, как в 20-е годы, или все-таки терпеть и находить какие-то гуманные пути борьбы с насилием. Никто на этот вопрос не может ответить. В 30-е годы американцы взяли да уничтожили банды. Как? Они издали приказ: убивать на месте... Я и согласился сниматься в картине, чтобы этот вопрос поставить. Со своей точки зрения и от имени своего персонажа я утверждаю, что нужно так с ними поступать: давить от начала и до конца, если ты уверен на сто процентов, что перед тобой преступник.
КОРР. Но ведь в картине "Место встречи изменить нельзя" Шарапов не соглашается с вами, то есть с Жегловым.
В.В. Розовый герой, который призывает к милосердию, к тому, чтобы идти в сторону смягчения, а не ужесточения мер по борьбе с преступностью, он утверждает, что нужно действовать честно, даже с нечестными людьми. Это все в общем-то на словах".
Мы обратились к фонограмме - эта пленка попала в архив комиссии по творческому наследию поэта много лет назад - и увидели, что из фонограммы просто взяты отдельные фразы и в усеченном виде, что привело к изменению их смысла, связаны между собой в порядке, удобном журналисту - перетасованные контексты в публикации не только раздроблены и произвольно сокращены, но еще и привязаны к вопросам интервьюера, на пленке отсутствующим или звучащим иначе.
Вот что показала тщательная расшифровка фрагментов, связанных с процитированным текстом.
Разговор о телефильме "Место встречи изменить нельзя" начинается с вопроса И.Шестаковой: "В рецензии в "Литературной газете" было сказано, что вы - Жеглов и Шарапов - совершенно разные люди. Вы согласны с этим?". Высоцкий отвечает: "Н-да... Вы знаете, я согласен с почти со всеми рецензиями, но они все остановились на четверти пути в разговоре об этом... Дело в том, что вообще, в принципе - вот эта вот драматургия, на чем построена вся вещь: эдакий, ну что ли, голубой герой, который призывает к милосердию - к тому, что - кончена война, и к тому, что - уже хватит, и нужно наоборот - все в сторону умягчения, а не ужесточения, и что нужно действовать честно даже с нечестными людьми. Эта, в общем, позиция. На словах она хороша".
То есть, Высоцкий говорит не свое мнение о позиции персонажа, а рассказывает фабулу сценария - "на чем построена вся вещь".
Далее он говорит, что рецензенты "...никто не договорили, что это -
теперь очень интересно и важно исследовать эту тему, кто из них прав, как нужно обращаться с террором..." - "...ведь никто ж на этот вопрос не может ответить в мире, понимаете?". Реплику присутствовавшего В.Большакова - коллеги И.Шестаковой - "Ну, дискуссия идет все время, как, стоит ли..." Высоцкий прерывает: "Ну идет, идет, - но вот в тридцатые годы америкашки взяли да уничтожили банды. Как? Они дали приказ - ну, не приказ, а разрешение, - убивать... Я вам хочу сказать, что мы пыта[лись]... Я, например, и согласился сниматься в этой картине, чтобы этот вопрос поставить.
Поставить! Со своей точки зрения, как мы а ... От имени моего персонажа я утверждаю, что нужно
так с ними - их надо давить! От начала до конца если ты уверен абсолютно, что это преступник, на сто процентов. Но бывают ошибки - в данном фильме это была ошибка омерзительная со стороны Жеглова..."
Далее вопрос И.Шестаковой звучит неразборчиво - его прерывает Высоцкий: "Так и должно быть, - мое, да, конечно. Конечно, я его немножечко....", но она все же настаивает: "Ну подождите! Полностью перевоплощаться...". Высоцкий: "Нет, я это не люблю, я это не выношу. И вообще я считаю, что это неправильно, особенно в наш век. Этот театр
ушел - театр, когда клеили носы и перевоплощались - делали себе другие лица, говорили другими голосами и так далее, - это неинтересный театр".
Тогда И.Шестакова говорит: "Значит, вы играете самого себя? В каком-то плане". Высоцкий: "Вы знаете в чем дело, это тоже довольно
очень просто поставлен вопрос. Я не просто - "самого себя", - я просто своего героя немножечко подмял под то, что мне казалось удобнее, но конечно - не самого себя!.. Это
особая роль, понимаете? Это особая роль, потому что она вот так вот была сделана с самого начала авторами".
Заканчивается разговор о телефильме так. И.Шестакова: "Вот создалось такое впечатление, что вы когда-то имели дело, может быть, или вы наблюдали, или, может быть, кто-нибудь из родственников работал в милиции у вас". Высоцкий: "Нет. Вы знаете, вот об этом и разговор, вот так часто - и с песнями. Но вы-то сейчас спрашиваете как профессионал, а есть очень многие люди, которые
отождествляют меня с тем, кого я изображаю на экране".
Приведенной расшифровки достаточно, чтобы убедиться, что действовать не по закону, а "если уверен" - призывал не Высоцкий, как следовало из публикации "Литературной России", а киногерой Жеглов.
Понимая, что слово Высоцкого - не игрушка, и призыв - якобы его - к беззаконию может стать для кого-то знаменем, - мы направили опровержение в два издания. Но... Популярнейший в то время "Огонек" поблагодарил за внимание к журналу, а "Литературная Россия" просто не ответила.
Правда, нам все же подвернулся случай хоть как-то обнародовать это. На презентации фильма "Так жить нельзя" в Прессцентре АПН А.Е.Крылов задал вопрос С.С.Говорухину, процитировав из еженедельника фрагмент интервью. Режиссер фильма "Место встречи..." ответил в зал категорично: "Высоцкий просто не мог так сказать!".
... Идет год 1990, и присылают нам газеты " Брянский строитель" за 2, 7 и 9 февраля со статьей И.Шестаковой "Уже казалось, что все рассказано..." (Подготовил публикацию Евг.Потупов). Второй вариант того же интервью.
Фраза "Со своей точки зрения и от имени своего персонажа" не только сохранена вместе с переходом на "розового героя", но еще и добавлено новое "подтверждение". Если в первой публикации было:
"КОРР. Вам интересно было работать над ролью Жеглова?- В.В. Братья Вайнеры писали этот характер немножечко с меня, с того образа, который создался в их воображении благодаря моим песням. Мне в картине было проще работать из-за этого", то во второй публикации: "КОРР.: Два героя картины оказались на разных полюсах, но похоже на то, что лично вы не жалеете об этом. - Высоцкий: Я не просто играю самого себя. Братья Вайнеры писали..." - далее по тексту первой публикации. Удивительное упорство - навязать читателю утверждение якобы Высоцкого: "играю самого себя".
В этом втором варианте значительно добавилось вопросов "КОРР.", правда ответов от этого не прибавилось, но контексты интерпретированы основательно. И что примечательно. В послесловии к первой публикации И.Шестакова пишет: "И кажется мне, что свои вопросы я задаю из нашего с вами "сегодня", а он отвечает из нашего с ним "вчера". Во второй публикации - уже без "кажется": "Только теперь я задаю вопросы из нашего с вами..." - далее по первому тексту. Интересно, какие вопросы зададут Владимиру Семеновичу еще лет через десять.
Когда журналист монтирует свои вопросы к монологу и подписывает такой вариант публикации у интервьюированного - это личное дело обоих. Но кто дал право манипулировать монологом поэта ушедшего? А ведь все, как говорится, от нашей лени: когда А.Казаков в "Литературной России" за 8 августа 1986 года опубликовал якобы беседу с Владимиром Высоцким "Тема моих песен - жизнь", прилепив выдуманные вопросы к фрагментам публичных выступлений поэта, - все исследователи только поусмехались, но в печати возражений не появилось. И составитель сборника "Вспоминая Владимира Высоцкого" (М.: Сов.Россия, 1989) А.Сафонов спокойно помещает эту "беседу" (в сокращении) - теперь с названием "Секрет известности" - в свою книгу. Забегая вперед скажем, что на такую же удочку - с интервью И.Шестаковой - попался и В.К.Перевозчиков. Очень досадно, что уважаемый Валерий Кузьмич, профессионально работающий с десятками пленок своих интервью, доверился журналисту - не прослушал фонограмму.
Но вернемся к вариантам интервью: они множатся. В августе 1991 года выходит газета "Семь с плюсом" N 30 с публикацией В.Большакова "Владимир Высоцкий о нас и о себе" (Из первых рук). Вариант третий. Этот текст тоже грешит неточностями, хотя расшифровка фонограммы сделана гораздо аккуратнее и публикация - без выдуманных вопросов Высоцкому. Но злополучная фраза публикуется даже с более личностным, отвлеченным от персонажа смыслом: "Со своей точки зрения, как бы от имени моего персонажа я утверждаю...".
Сравнивая фонограмму с тремя публикациями, мы пришли к выводу, что никакой статьей не исправить даже главных разночтений, не говоря о неправомерных перестановках и неаккуратных сокращениях. Кончался 1991 год, шел разговор об издании третьего тома "Сочинений" Высоцкого, и мы решаем включить в него все имеющиеся у нас интервью поэта, но... Наступил новый 1992 год - новый во всех отношениях, и прекратились разговоры о третьем томе (как и о выходе из печати нашей книги "Старатель. Еще о Высоцком", оригинал-макет которой пылится не один год, - это ответ на письма читателей "Ваганта").
Однако 1992 год увенчался-таки традиционным ежегодным вариантом того же интервью - выходит третья книга В.Перевозчикова "Живая жизнь" (М.: Петит, 1992), а в ней - "Интервью И.Шестаковой, корреспондента иновещания Всесоюзного радио. Владимир Высоцкий: интервью для радио, телевидения и газет". Вариант четвертый.
Руководствуясь известным правилом последнего текста (внесение изменений в связи с вновь открывшимися материалами, новое прочтение первоисточника, исправление ошибок предыдущей публикации и так далее), рассмотрим некоторые фрагменты уточненного - последнего - варианта. К тому же, ссылка на книжную публикацию удобна и читателям "Ваганта": совсем недавно они получили эту книгу по почте.
Но сначала коснемся некоторых вопросов текстологии.
Как мы уже говорили, с живым автором текста у добросовестного публикатора нет проблем. Текстология же устной речи - фонограмм - тех, с кем уже не пообщаешься, - дело ответственное, требующее знаний не только предмета разговора и обстановки того времени, но и особенностей речи автора, его взглядов и много чего еще. Это не я так считаю - это требование корифеев текстологии. А в разговоре об этой публикации очень уместно процитировать автора "Основ текстологии" проф. Рейсера С.А. о том, что "...забота о тексте: о его точности, подлинности, доступности - приобретает общественное значение. В этом ответственность текстолога перед народом".
Приведем высказывания еще двух текстологов - цитаты по монографии Д.С.Лихачева "Текстология" (Л.: Наука, 1983).
В.Н.Перетц: "...приходится как бы становиться на место автора и пытаться восстановить испорченное чтение от его лица с помощью конъектур, т.е. различного рода соображений и догадок. Для конъектур, опять-таки, нет общих, определенных законов и правил: кто более других может уподобиться автору данного произведения, проникнуться его духом и манерой, кто лучше других понимает его, тот и может наиболее удачно его исправить. Конечно, необходимо, чтобы предлагаемая конъектура давала месту, по возможности, наилучший смысл и НЕ ПРОТИВОРЕЧИЛА НИ ДРУГИМ МЕСТАМ СОЧИНЕНИЯ, НИ ОБЫКНОВЕНИЯМ ЕГО АВТОРА" (выделено мной. - Ю.Т.).
С.М.Бонди: "Может быть, раньше уже следовало упомянуть об одном правиле, являющемся основным в работе чтения черновика, которое действительно всегда, но особенно необходимо в случаях особой трудности, когда невозможно добраться до начала работы писателя, или когда теряется нить ее последовательности, или когда особенно запутанные и разбросанные обрывки текста не поддаются прочтению. Это правило:
идти в работе не от частей к целому, а от целого к частям (и потом опять к целому)...".
Первый академик писал это в 1914 году, второй академик - в 1930-м - нынешние филологи (и журналисты в их числе) это изучали. А что эти высказывания - о рукописях, то известный факт отличия речи устной от письменной только добавляет требовательности к текстологу фонограмм.
Когда незаконченную фразу "Со своей точки зрения, как мы а..." так соединяют со второй: "Со своей точки зрения и от имени" (две первые публикации) или: "Со своей точки зрения и как бы от имени..." (третья публикация), - понятно, что конъектуры [и] или [и как бы] введены не умышленно, а из-за неразборчивой фонограммы. Но когда, поняв из других контекстов, что Высоцкий устами персонажа говорит отнюдь не собственные взгляды, журналист тем не менее никак это не фиксирует, и даже в книжной публикации лишь исключает наконец-то обрывок фразы "Со своей точки зрения...", но так и не допускает к печати ответ Высоцкого, что в фильме он играет "конечно - не самого себя!", - это качеством фонограммы не объяснить.
Вспомните категоричное утверждение Говорухина, которому не надо рассказывать ни позицию персонажа своего фильма, ни взгляды своего друга Высоцкого. Вот - правило Бонди в действии: "от целого" - знания позиции, "к частям" - анализ всей фонограммы, "и потом опять к целому" - вывод, что не призывал поэт "давить, если уверен".
На фонограммах публичных выступлений Высоцкого - а это интервью мало от них отличается как по форме так и по содержанию - часто звучат незаконченные слова, обрывки непонятных фраз - но буквально два три слова из них порой дают возможность расшифровать неразборчивое: почти слово в слово поэт говорил об этом же днями раньше, например, или позже - в других выступлениях. Да, текстологу надо помнить много фонограмм и других документов, чтобы явную оговорку или просто незаконченный контекст темы не выдать за новое мировоззрение поэта.
В этой связи примечательно недавнее высказывание крупнейшего текстолога -академика Д.С.Лихачева: "Есть такие области науки, которые по возрасту мне уже трудны. Скажем, текстология - изучение текстов. Для этого нужна очень хорошая память, а у меня она уже не та, что в молодости. Поэтому текстологией я не занимаюсь" (Семья, 1991, N 19, 6-12 мая). А судя хотя бы по выступлениям на телевидении, он человек памяти феноменальной. Хорошее назидание добросовестным литераторам.
Конечно, текстология и редактирование устной речи - работа творческая, авторская. Но ведь как и в любой профессии - есть азы ремесла, от которых не уйти. Как можно выкидывать из контекста смысловые фразы - ключевые слова? Вот - по всем публикациям И.Шестаковой прошел фрагмент, доказывающий, что Высоцкий фильма "Место встречи изменить нельзя" просто не видел.
Судите сами. Высоцкий: "Когда два персонажа поссорились и разошлись, Шарапов сказал: "Я не хочу с тобой работать". Жеглов сказал: "Ну иди, как хочешь". Приходит Шарапов в МУР и видит в траурной рамочке портрет своей любимой, которую убили те же бандиты" (стр. 238).
А миллионы зрителей знают, что фильм заканчивается счастливой встречей Шарапова со своей девушкой живой и невредимой. В чем же дело? Дело в ликвидации слов, которыми Высоцкий, кстати, напоминает, что роман "Эра милосердия" и сценарий "Место встречи изменить нельзя" - не одно и то же.
Вот этот фрагмент фонограммы: "Когда они поссорились окончательно - два персонажа, по книге, - и разошлись, тот сказал: "Я не хочу с тобой работать", а Жеглов ему ответил: "Ну и как хочешь", - приходит Шарапов в МУР и [видит] в траурной рамочке свою любимую девушку, которую убили те же бандиты".
К слову, если конъектура [видит] сомнения не вызывает (в фонограмме нет этого слова - видимо, Высоцкий "рамочку" показал жестами), то конъектура "розового" героя вместо "голубого" неправомерна: это не оговорка, а нормальное выражение того времени, без всякого отношения к нынешнему сленгу.
А вот как пренебрежение ключевыми словами выставляет поэта в образе мистика. Якобы заданный вопрос И.Шестаковой: "Насколько документальны ваши песни? Где вы берете сюжеты?". И вот такой ответ: "Я все придумываю, иначе это не было бы искусством. Я думаю, это настолько придумано, что становится правдой" (стр. 237). Какой же сверхъестественной силой неправда становится правдой?
А дело-то совсем в другом. Рассказывая, что его в письмах спрашивают, не воевал ли он, не шоферил ли и так далее, - Владимир Семенович несколько раз подчеркивает: "Люди обманываются...", "Этого не было ничего...", "Но они верят, что это было, что это действительно так. И это не оттого что вот я, там, пишу чистую правду, - я почти все придумываю, иначе это не было бы искусством...". "Это, я думаю, настолько придумано, что становится правдой для этих людей". Пустячок опущен: "для этих людей". Публикация усеченных и искаженных фраз дает повод впервые читающим поэта серьезно усомниться в его компетентности в элементарных вопросах да еще и подивиться косноязычию знаменитости. Вот уж воистину - ответственность перед народом: ведь для неискушенного читателя, не знакомого с истинным Высоцким - логиком и блестящим эрудитом, - эта фальсификация (вольная или невольная - результата же не меняет!) "становится правдой".
В разговоре о причинах невыхода пластинок Высоцкого И.Шестакова спрашивает: "Может, вам не хватает импресарио?" (стр. 237), на что в книге следует ответ: "Вы знаете, это правда. Как ни странно, должен быть человек, который от начала и до конца заинтересован в том, чтоб это вышло". Высоцкий не знает, что импресарио - это устроитель гастролей? Фонограмма свидетельствует, что не только конечно же знает, но еще и деликатно поправляет журналиста: "Вы знаете, это правда, как ни странно. Вот я думаю, что для - как он называется, это, - шоу-бизнес! - там нужен импресарио обязательно. Здесь нужно, может быть, как-то по-другому - какой-то другой человек... который от начала и до конца заинтересован в том, чтобы это вышло".
Есть в книге такой вопрос И.Шестаковой: "А что отличает или, наоборот, что общего у вас как представителя авторской песни и, скажем, Булата Окуджавы? Окуджава говорит, что его песни можно охарактеризовать как городской романс" (стр. 236). Высоцкий, судя по публикации, отвечает: "Но я вам скажу, я не хочу сравнивать и вообще упоминать Булата Окуджаву. Если только - с большим уважением..." (стр. 237). А вот что об Окуджаве на фонограмме. Отвечая на просьбу И.Шестаковой "Определите все-таки поконкретнее жанр. Вот говорят, что это - городской романс. Ну у вас же есть, как у Окуджавы...". Высоцкий говорит: "Нет, нет... У него - городской романс? Вы знаете, мы совсем разные... Вероятно, люди даже очень хорошие, если они работают в одном и том же жанре, - у них есть какое-то соревнование. У нас с ним нет соревнований никаких... Почти все мои песни написаны от первого лица. Булат реже это делает, но я вам скажу - я даже и не хочу сравнивать и вообще в этом разговоре его упоминать, - упомянуть хочу только с большим уважением, и мы так закончим на этом. Просто я его люблю, и стихи его, и как он это делает, и вообще просто как личность, - ну это само собой". Оставь журналист хотя бы только слова "мы совсем разные" - и фраза "я не хочу сравнивать и вообще упоминать" не прозвучала бы вызывающе (вот только как рука-то поднялась выкинуть признание поэта в любви Окуджаве!).
Есть вот такая "шуточка". Высоцкий якобы говорит: "Но в одном Жеглов, я думаю, ошибается: если он подозревает в ком-то преступника - все, для него перестает существовать в нем человек" (стр. 239). Фонограмма: "Ну а вот
одно - я сделал в этой картине, я считаю, что это - моя заслуга, собственно, - моя заслуга, что - он ошибается, что если он подозревает, что это - преступник, - все, для него человек перестает существовать - человек в нем". Заслугу воплощения Высоцким-творцом своей трактовки персонажа в фильме - читателю подают как глубокомыслие недалекого кинозрителя: "я думаю, ошибается...". Диву даешься, как можно однозначную информацию поставить с ног на голову.
Еще два "мелких" примера - и хватит: все статьей не исправишь - практически в каждом абзаце далеко не безобидные - хотя почти незаметные при беглом прочтении -искажения речи Высоцкого.
Публикация: "На Западе эти песни называются "песни протеста"... Знаете, поднимаемые в них проблемы, в общем, мелкие" (стр. 236). Высоцкий - судья проблем Запада? Да нет, он о наших проблемах, - фонограмма: "Вы знаете, для многих из нас это настолько проблемы, в общем, мелкие...".
Фонограмма: "Я пишу в очень разных - правда, правда - в очень разных жанрах поэтических. Но все равно это... А если говорить о песне, то это - жанр авторской песни,
авторской песни. Вы понимаете?". Редакция И.Шестаковой: "Я пишу в очень разных поэтических жанрах, но все равно - это жанр авторской песни (стр. 237). Нет ни стихотворений, ни поэм...
Выявившийся факт раздробления контекстов рассматриваемого интервью на выдуманные позже вопросы-ответы, выяснившийся факт полного небрежения не только слогом и стилем, но и самим смыслом сказанного поэтом, - вызвали большие подозрения, что это интервью - не единственное опубликованное, не соответствующее фонограмме. Уже не раз встречались случаи нехарактерных для Высоцкого словосочетаний, сомнительных оборотов речи в некоторых публикациях, - правда, сверить это не всегда удается: к сожалению, архив нашей комиссии содержит не все существующие фонограммы. Впрочем, не появись в печати трактовка мировоззрения поэта в явно извращенном виде, не дошли бы руки и до этой, существующей пленки: всем некогда...
Сотни монологов Высоцкого еще ждут перевода с пленок на бумагу. На расшифровщиков, редакторов, текстологов, на публикаторов слова Высоцкого ложится огромная ответственность - от них много зависит в формировании образа поэта у непосвященных, на них - ответственность перед потомками. Это не высокопарность - надо трезво оценивать право своей причастности к великому имени и сознавать ответственность за эту причастность, - давайте помнить законы текстологии и руководствоваться ими - все они просты и логичны, как и вынесенный в эпиграф этой статьи.
|