В этом номере мы заканчиваем публикацию перевода статьи Дж.Сосина о Магнитиздате из сборника 1975 года «Инакомыслие в СССР» («Dissent in the USSR»). Начало см. в №№ 1–3, 4–6 и 10–12 за прошлый и №№ 1–3 и 4–6 за текущий год.

           Как и Галич, Высоцкий обращается к теме современного советского антисемитизма по крайней мере в одной хорошо известной сатирической песне, которая называется просто «Антисемиты». Молодой человек удивляется, зачем суетиться, чтобы стать вором или бандитом, когда более социально приемлемо присоединиться к антисемитам: «Хотя нельзя сказать, что есть законы, защищающие их,/ Есть миллионы людей, радостно принимающих их». Но, прежде чем принять решение, парень пытается выяснить, кто же эти семиты такие, и узнает, что они «простые евреи». Он в затруднении, потому что всегда восхищался Эйнштейном и Чаплиным. Кроме того: «Люди, извините меня, пожалуйста, но я стал размышлять:/ Как мне относиться к Абрахаму Линкольну?» Более того, говорит он, среди евреев «Мой друг Рабинович, жертвы фашизма/ И, я должен добавить, основатель марксизма!» Он, наконец, переубежден, когда ему сказали, что евреи пьют кровь христианских детей, распяли Бога некоторое время назад и украли у народа прошлогодний урожай зерна. Поэтому он решает: «Теперь я полностью готов на грабеж и насилье,/ Я бью жидов и спасаю Россию!» [94]
           В последние годы режим заключал инакомыслящих в психиатрические клиники, когда не мог обвинить их в нарушении советского закона [95]. Эта тема затрагивается Высоцким в «Песне сумасшедшего дома», отражающей мысли нормального человека, заключенного вместе с действительно душевнобольными людьми:

Я говорю себе: «Прекрати писать»;
Но я продолжаю.
Ой, мама дорогая, дорогие мои друзья,
Пока я лежу в палате, они поглядывают, подкрадываются ко мне,
Я боюсь заснуть: они могут наброситься на меня,
Эти тихие неизлечимые сумасшедшие вокруг меня.

Здесь психи всех видов – тихие, грязные,
Мучимые голодом и избиваемые в ходе лечения.
Но одно мне кажется странным:
Я уверен, что они гуляют повсюду без помех,
И пищу, которую мне приносят,
Эти психи пожирают без слов.

Если бы только Достоевский, давно покойный,
Знаменитый своими «Записками из мертвого дома»,
Мог увидеть, как они стоят,
Ударяя головами о стены,
И если бы Гоголю можно было рассказать
О нашей печальной жизни,
Я уверен, что даже Гоголь
Уставился бы на это в полном неверии.

Это настоящее страдание, друзья мои;
Но я плюю на них, правда.
Эти буйные суки вокруг меня,
Готовые обмануть меня, готовые лягнуть меня,
Стоящие с высунутыми языками;
Ей-богу, у меня нет сил кричать.
Вчера в седьмой палате, дальше по коридору,
Восемь санитаров воевали с одним.
«Пустите меня в Америку» – кричал он и нещадно избивал их.

Я не прошу известности или славы.
Пока я еще здоров,
И мой рассудок еще не поврежден,
Не знаю, надолго ли – как вы думаете?
Женщина, которая здесь главврачом,
Из тихих, но ее ум не совсем ясен.
Я говорю ей: «Я схожу с ума».
Она говорит: «Подожди немного, дорогой мой».

Я жду, но чувствую, что время уходит;
Я забыл алфавит, понимаете;
А что до падежей, я помню два или три,
И поэтому я говорю я, ты, тебе,
Берите его, возьмите тебя, возьмите я,
Заберите меня отсюда сегодня [96].

           Выбор Высоцким тем столь разнообразен, что его песни позволительно назвать «энциклопедией советской жизни сегодня»[97]. Хотя ему удалось избежать обращения, определенного Окуджаве и Галичу, возможно, благодаря его популярности как известного актера театра и кино, Высоцкий не огражден от острой критики в прессе. В марте 1973 г. его распекала Советская культура, орган Центрального комитета Коммунистической партии, за нарушение всех эстетических и правовых норм путем сотрудничества с директором театра в «коммерческой» сделке. Согласно ей, он дал целых шестнадцать концертов за четыре дня в промышленном городе Новокузнецке, и около тысячи человек заполняли зал на каждом выступлении. Московский корреспондент New York Times комментирует:
           Был только косвенный намек на то, что действительной целью могло быть содержание некоторых из его песен, а не проведение концертов. Другими словами, целью атаки, похоже, было препятствовать и его творчеству, и его растущей популярности [98].

           ЗАКЛЮЧЕНИЕ
           В своем самиздатском обращении «к общественным деятелям – работникам науки, культуры и искусства» Юлий Ким и его друзья-диссиденты, Якир и Габай, провозглашали:
           Если бы не было «самиздата» в русской литературе, мы бы потеряли роман Радищева [знаменитое неподцензурное произведение, написанное в период правления Екатерины Великой], Горе от ума Грибоедова и многие стихотворения Пушкина. И в наше время интерес части читателей к неопубликованному слову донесет настоящие произведения, созданные нашими современниками, до лучших времен [99].
           Это мнение вполне можно применить к магнитиздату. Интерес бесчисленных собирателей и переписчиков магнитофонных записей сохраняет настоящие произведения современных советских бардов. Кроме того, коротковолновые радиопередачи на СССР служат эффективным средством ознакомления советских граждан по всей стране с этими бесцензурными песнями инакомыслия. Радио Свобода, например, выделяющее значительную часть своей русскоязычной сетки вещания для чтения и обсуждения самиздатских текстов, так же регулярно передает несколько раз в неделю магнитиздатские песни. Записи песен, сделанные с помощью магнитофонов внутри Советского Союза, привозятся на Запад туристами и эмигрантами и затем проигрываются в обратную сторону на коротких волнах для миллионов слушателей [100].
           Нетрудно понять, почему поющие поэты магнитиздата столь популярны у советских жителей всех слоев общества. Их песни выражают подлинные точки зрения, настроения и стремления, в противовес искусственной продукции официальных культурных источников. «Подлинность, непосредственность и моральный дух»[101] пронизывают произведения Окуджавы, Галича, Высоцкого и других, при помощи сложных артефактов технологически-электронной эры продолжающих многовековые поиски правды и справедливости, столь характерные для русского фольклора, поэзии и песни.

Джин Сосин
«Dissent in the USSR»: politics, ideology, and people / Ed. by R. L. Tokes
(«Инакомыслие в СССР»: политика,
идеология и люди / Под ред.Р.Л.Тёкеша)
Балтимор-Лондон: The Johns Hopkins University Press, 1975

Ведущий рубрики
Вадим Дузь-Крятченко